Нравственность и нравственный закон. Нравственный закон Найти какие законы нравственности существует

О нравственном законе. Свойства нравственного закона

Свободная воля есть один элемент или одна часть нравственности. Второй элемент, или вторая часть, столь же существенная, есть закон нравственности. Чтобы человек мог достигнуть конечной цели, или своего назначения, он должен находиться в правильном отношении к своему назначению, в надлежащем порядке. Порядок немыслим без закона. Следовательно, в нравственной области должен иметь место закон, который дает указания, как человек должен жить, чтобы достигнуть своего назначения.

Всякий настоящий закон должен обладать двумя свойствами: всеобщностью и необходимостью. И нравственный закон обладает этими свойствами. Он всеобщ, так как тот самый закон, который я слышу в своей совести, слышат в себе и все другие люди, вырабатывая на основании слышимого положительные письменные записи. Он необходим, так как представляет собой непременное требование по отношению к человеку, хотящему достигнуть своей цели: нет другого пути к этой цели, кроме пути исполнения закона. В этом смысле нравственный закон не отличается от физического.

Но есть и различие между ними. Насчет необходимости закона скажем, что она возможна двоякая: безусловная и обусловленная. Безусловная необходимость господствует в физической природе; здесь закон непосредственно переходит в действие. В нравственной же области необходимый закон обусловлен признанием его со стороны свободной человеческой воли. Но это не значит, что в случае его отрицания волей человека закон разрушается в своем объективном значении. Нет, не достигая своего подтверждения со стороны человека положительным образом, он достигает его отрицательным образом. Он воздействует на человека, навлекая на него те пагубные последствия, которые неразлучны с уклонением предмета от закона своего существа, т. е. саморазложение, самоуничтожение, продолжающиеся до тех пор, пока человек снова не подчинится неизбежной для него необходимости закона. «Если отречетесь и будете упорствовать, то меч пожрет вас», – свидетельствует пророк (Ис. 1, 20).

Обусловленная необходимость закона называется обязательством. Обязательство есть подчинение без принуждения. А та сила, которая обязывает и повелевает, называется авторитетом, или властью, по выражению Священного Писания. Авторитет, как и обязательство, совмещает в себе свободу и необходимость: где повеления исполняются с помощью принуждения или насилия (деспотизм) или где недостает могущества воздействовать на не исполняющих повеления, там отсутствует истинный авторитет.

Насчет всеобщего нравственного закона заметим, что, хотя все люди одинаково подчиняются и исполняют один и тот же нравственный закон, между исполнением закона и действиями различных людей есть разница. Она зависит частью от их индивидуальности, от особенностей их личности, от различия нравственной способности применять общие требования закона к частным случаям, а также от различия в задачах, поставленных Богом разным людям. Нравственный деятель не относится к нравственному закону так же непосредственно, как копия относится к оригиналу. Если, например, апостол Павел внушает римлянам испытывать, что есть воля Божия благая, угодная и совершенная (гл. 12, 2), то он имеет в виду побудить их к испытанию и познанию не только общих требований, которые ко всем одинаково относятся и которые были известны римлянам, но и тех, которые были поставлены волей Божией именно им, именно в том положении, в котором они находились, и при тех духовных дарах, которыми они обладали. И в нравственной области «один Господь, но различны дары». Самая великая нравственная мудрость состоит не в том, чтобы только знать общие предписания закона и заповедей, а в том, чтобы понимать и уметь их применять в жизненных обстоятельствах.

Чтобы показать на библейских примерах различия нравственной жизни в силу индивидуальных различий, достаточно указать на Исава и Иакова, Марфу и Марию, Апостолов Петра и Павла. Для доказательства неустранимости из нравственной жизни индивидуального элемента можно указать на супружескую любовь – это основание всякого нравственного общества. Любовь, и в частности супружеская, заповедана нам законом, но он не может указать человеку на предмет его супружеской любви. Это уже личный выбор самого человека, но закон применим в любом случае. Это же можно сказать и о всяком нравственном действии, хотя в других случаях индивидуальный элемент не настолько очевиден. Так, например, закон заповедует нам жертвовать собой ради других, ради общества. Но он не определяет всех частных случаев и обстоятельств этой жертвенности. Она зависит от личности каждого человека: один жертвует собой как воин, другой – как врач, третий – как пастырь Церкви, четвертый – как ученый, пятый – как друг и т. д. В этом пожертвовании одни отдают свою жизнь, другие борются за справедливость. Каждый действует сообразно своему индивидуальному положению в нравственном мире и сообразно своей личной инициативе. Но эти положения не надо понимать как противоречие общему нравственному закону. Противоречие, конечно, возможно, но тогда мы совращаемся с нравственного пути. Пока же стоим на правильной точке зрения, не за пределами закона, не в противоречии ему, а в недрах самого закона, каждый из нас вносит нечто от себя. Каждый обязан производить нечто от себя и толковать нравственный закон в частных и непредвиденных случаях и искать средства для применения закона в каждом отдельном случае.

На основании отличия необходимости и общности нравственного закона от необходимости и общности закона физического мы получаем ясное понятие о долге и его отношении к закону. Что такое долг, или обязанность? Долг есть признание известной личностью среди известных обстоятельств обязанности исполнения предписаний закона. Закон относится ко всем людям, и все одинаково подчинены высшей авторитетной силе. А долг, или обязанность, относится к определенному лицу, к индивидуальной личности. Закон мы исполняем, выполняя долг. Потому-то говорят: «Мой долг, я исполняю свою обязанность», но не говорят: «Мой закон, я исполняю свой закон».

Нравоучители эмпирического направления полагают, что нравственный закон образовался из человеческого опыта. Идея обязанности, по их мнению, – идея не априорная, а апостериорная, т. е. она не есть идея первоначальная и принадлежащая человеческой природе.

Она образовалась с течением времени, порождена цивилизацией и передается от поколения к поколению. Она основана лишь на привычке и традициях. Образовалась она, как любая мораль, из пользы и симпатии, т. е. из невольных влечений людей к выгодной жизни и к сочувствию подобным себе. Но против этой теории говорят всеобщность идеи обязанности и невозможность для людей ее устранить. Если бы мы открыли, что идея обязанности не имеет для нас существенного значения и не связана с нашей природой, то мы могли бы освободить себя от нее, однако мы никогда не в состоянии этого сделать. Наследственная передача понятий добра и зла может объяснить только навык к повиновению, но никак не необходимость этого. Человеческий разум не тот авторитет, который мог бы императивно приказать и настоять на непременном исполнении закона.

Таким авторитетом может быть только святая и всемогущая воля Божия. Поэтому последнее основание идеи обязательства есть воля Божия. Един Законодатель и Судия (Иак. 4, 12), говорит Апостол Иаков. Бог творит все, что хочет (Пс. 113, 11). Это есть воля Божия, эте есть заповедь Его, так благоугодно Богу, – часто читаем в Священном Писании. Апостол Павел увещает христиан познавать, что есть воля Божия благая, угодная и совершенная (Рим. 12, 2). В воле Божией лежит последнее основание и всех человеческих законодательств, и всякого авторитета: «Нет власти не от Бога; существующие же власти от Бога установлены» (Рим. 13, 1). Еще Гераклит заметил, что «все человеческие законы заимствуют свое питание из Божественного закона». Таким образом, повинуясь или не повинуясь человеческому авторитету, повинуются или не повинуются Богу. Противящийся власти противится Божию установлению (Рим. 13, 2).

ЕСТЕСТВЕННЫЙ НРАВСТВЕННЫЙ ЗАКОН
П.Е. Матвеев

В современной этике не очень популярен «естественный нравствен-ный закон», о чем свидетельствует довольно ограниченное число публика-ций, где упоминается данный феномен. И это говорит о том, что нрав-ственные явления по крайней мере теоретически пытаются объяснить и без обращения к «естественному закону». Примечательно, что в современном энциклопедическом словаре по этике, весьма квалифицированном по со-держанию, вообще нет статьи о «естественном нравственном законе». Информация по данной теме представлена в других статьях, таких как «Богословие нравственное», «Всеобщность», «Мораль», «Обязанность», «Право», «Сумма теологии» .
Общий смысл всех этих замечаний о «естественном законе» сводит-ся к тому, что данное понятие использовалось ранее в определенных эти-ческих учениях. «Естественный нравственный закон» здесь понимался как закон разума, который определяет нормы поведения естественные для людей, т.е. как общепринятые, общечеловеческие, наподобие заповедей «Почитай родителей», «Не убий», «Не укради» и т.п. Эти «неписанные за-коны» (нормы) понимались как существующие «у всех людей», как «об-щие представления о добродетельном, нравственном и достойном». По своей сущности естественные законы объявлялись или божественными, т.е. имеющими божественную природу, или же человеческими, связанны-ми с природой самого человека, социума, с «природой вещей».
Обращает на себя внимание также то, что в отмеченных статьях в основном говорится о «естественном законе» в прошедшем времени, т.е. как о понятии, когда-то актуальном, но в настоящее время оказавшимся бессодержательном. И если обратиться к современной светской этике, то так и есть. Здесь имеются замечательные исследования по «золотому пра-вилу морали», по талиону (см., например, работы А.А. Гусейнова, Р.Г. Апресяна), которые играют важную роль в нравственном поведении, но отсутствуют работы по естественному нравственному закону. Так дей-ствительно ли отсутствуют естественные начала морали, в том числе есте-ственные законы для нее? И что, собственно, означает, «естественный нравственный закон»?
Следует повнимательнее проанализировать само понятие «есте-ственного нравственного закона». Не есть ли это словосочетание неким оксюмороном?! Дело в том, что в иных интерпретациях, например, в марксистской, данное словосочетание предстает как нонсенс. В самом де-ле, если считать нравственность всецело социальным продуктом, то какие могут быть для нее естественные, т.е. природные основания?! Тогда, дей-ствительно, словосочетание «естественный нравственный закон» столь же бессмысленно как «естественный исторический закон», и если уж упо-треблять его, то только в значении некоей коннотации. И в этом есть своя контекст/правда.
Однако в иных интерпретациях - это содержательное, имеющее по-зитивный смысл словосочетание, т.е. здесь своя контекст/правда. Отметим сразу, что мы придерживаемся именно подобной интерпретации «есте-ственного нравственного закона», считая ее наиболее правдоподобной, что и попытаемся ниже обосновать. Ниже мы приведем собственное опреде-ление «естественного нравственного закона», сейчас же обратимся к ана-лизу иных его дефиниций и интерпретаций.
Примечательно, что в западной литературе чаще используется сло-восочетание «естественный закон», а не «естественный нравственный за-кон». Так именно называли его еще Фома Аквинский, Дунс Скот и др. И данная традиция сохраняется до наших дней. В «Компендиуме социально-го учения Церкви» (М., 2005), кратко излагающим социальное учение Рим-ской католической церкви, используются словосочетания «естественный закон» и «естественный нравственный закон» как синонимы. В статье по-койного Папы Римского Иоанна Павла II (К. Войтыла) говорится о «законе природы» как о «естественном нравственном законе» .
В русской православной традиции чаще используется пропозиция «естественный нравственный закон», в том числе и в работах XX-XXI ве-ков. Так, в кн. архимандрита Платона «Православное нравственное бого-словие» (Свято-Троицкая Сергиева Лавра, 1994) «естественному нрав-ственному закону», который здесь так и называется, посвящена гл. II. В кн. Г.И. Шиманского «Нравственное богословие» (Киев, 2007) также в по-зитивном значении используется данное словосочетание, - «естественному нравственному закону» здесь посвящен § 5 гл. 2.
Выражения «естественный закон», «нравственный закон» или «есте-ственное право» как синонимы «естественному нравственному закону» чаще использовали русские философы эмигранты, что можно объяснить и влиянием западной философской традиции. Например в книге «Свет во тьме» С.Л. Франка, довольно строго работающего с понятиями, говорится об отражении «закона нравственного, или - что то же - «естественного права», т.е. того порядка, который при данных конкретных условиях необ-ходим, чтобы оградить жизнь от зла и обеспечить ей наиболее благоприят-ные условия» .
У Б. П. Вышелавцева в книге «Этика преображенного эроса» есть параграф (4-ый в гл. 2), который называется «Идея естественного закона», а следующий параграф, как логическое продолжение предыдущего, обо-значается «Закон как принцип морали и права» . Б.П. Вышеславцев так и понимал «естественный закон» как «естественное право, «неписанный за-кон» или закон «написанный в сердцах»» . Отмеченные русские мыслите-ли, как и многие другие, «естественный закон» понимали как основание не только морали, но и права. Об этом однозначно говорится у Б.П. Выше-славцева: ««Закон» объемлет и закон права, и нравственный закон, ибо и право, и нравственность здесь мыслятся посредством категории импера-тивной нормы» . Однако с нашей точки зрения неправильно отождеств-лять «естественное право» и «естественный нравственный закон», если даже они в некоторых интерпретациях совпадают по форме. Как отмечал Кант, право и мораль отличаются по содержанию, по внутренней мотива-ции, - право требует соблюдать прежде всего форму, а мораль форму и со-держание.
Так что же такое «естественный нравственный закон»? Вот как классически его определил Фома Аквинский: «Таким образом, первонача-лом закона является совершение блага и следование ему, а также избега-ние зла» (выделено нами - МПЕ). «И на этом основываются все остальные заповеди естественного закона» , - добавляет Фома Аквинский. Г. И. Ши-манский дает следующее определение «естественного закона»: «Под име-нем естественного нравственного закона разумеется тот присущей нашей душе внутренний закон, который посредством разума и совести показыва-ет человеку, что добро и что зло» .
Отметим, что не смотря на свой общезначимый, универсальный ха-рактер, «естественный нравственный закон» оказывается довольно слож-ным по содержанию для однозначной формулировки. Не случайно и кате-горический императив Канта, который иногда отождествляют с естествен-ным нравственным законом, имеет несколько формулировок. И приве-денные выше дефиниции закона следует рассматривать как рабочие, а не как строгие определения.
Существует соблазн признать «естественный нравственный закон» как эволюцию всеобщего для всех живых существ психофизиологического закона, гласящего, что все живое стремится к удовольствию и избегает страданий. В верности этого закона можно убедиться на примере самых простых живых существ, например, червей. Червь, не имея ни органов зрения, ни слуха, при соприкосновении с острым, колющим его предметом начинает изворачиваться, чтобы избежать болевых ощущений.
На уровне более развитых существ психофизиологический закон проявляется уже в более сложных формах. О животных можно сказать, что они живут, действуют, чтобы удовлетворить свои витальные потреб-ности. Как писал замечательный советский психолог А.Н. Леонтьев: «Иначе говоря, деятельность животного может осуществляться лишь по отношению к предмету жизненной, биологической потребности или по от-ношению к воздействующим свойствам, вещам и их соотношениям (ситу-ациям), которые для животного приобретают смысл того, с чем связано удовлетворение определенной биологической потребности» .
У человека соотношение потребностей и деятельности приобретает принципиально иной характер. Если животные действуют, чтобы удовле-творять свои витальные потребности, то человек удовлетворяет свои ви-тальные потребности, чтобы действовать, творить. «Верно, конечно, что общий путь, который проходит развитие человеческих потребностей, начинается с того, что человек действует для удовлетворения своих эле-ментарных, витальных потребностей, - писал А.Н. Леонтьев, - но далее это отношение обращается, и человек удовлетворяет свои витальные потреб-ности для того, чтобы действовать. Это и есть принципиальный путь раз-вития потребностей человека» .
Психологический анализ потребностей приводит к исследованию мотивов человеческой деятельности, к сложной диалектике ее смыслов и значений, целей, положительных и отрицательных эмоций. Для этическо-го анализа (этанализа) очень важным является тот факт, что непосред-ственно из психофизиологических механизмов поведения невозможно пе-рейти к его нравственным механизмам. Непосредственно из физиологии и психики не выводится мораль, и в этом ее определенная автономность. Как непосредственно из психики человека не выводятся и логические за-коны (Гуссерль). Мораль - это иной, собственно духовный уровень моти-вации. Даже если предположить, что с удовольствием связано добро, а со страданием - зло, то все же удовольствие не есть добро, а страдание не есть зло; отождествлять их - значит совершать «натуралистическую ошиб-ку», открытую и исследованную Дж. Муром. Ведь как страдание может быть связано с добром, так и удовольствие со злом.
Поэтому эволюционно вывести из психофизиологического закона естественный нравственный закон невозможно, как нельзя из вкусовых ка-честв получить цветовые, или, как образно и метко заметил Р. Отто: «Го-лубое невозможно вывести из кислого» . Социум также не способен сформировать естественный нравственный закон, ибо в обществе он также не обнаруживается, как и в природе. К. Войтыла писал о любви и справед-ливости: «В рамках договора или разных общественных соглашений мож-но создать подобие справедливости или любви, но справедливость или любовь создать невозможно… Чтобы человек мог осуществить их, он должен найти в себе некое естественное основание для отношений с дру-гим человеком и с обществом» .
Таким образом, естественный нравственный закон нельзя считать всецело продуктом биологической эволюции и социального развития че-ловека, хотя несомненно определенными факторами в его становлении от-меченные феномены являются. Также неправомерно приписывать ему божественную природу. Мы уверены, что он может и должен быть объ-яснен с профанных, а не сакральных позиций. В декалоге Моисея третья заповедь гласит: «Не произноси имени Господа, Бога твоего, напрасно», что можно трактовать как библейское предписание объяснять явления естественными причинами, не прибегая к божественным, если это можно сделать. Мы же в данной статье обращаем внимание на факт существова-ния естественного нравственного закона, на его сущность и значение. Проблема же природы его - это отдельная тема, требующая своего отдель-ного исследования.
Говоря языком феноменологии естественный нравственный закон есть определенная трансцендентальная ноэса. По своей природе истинная ноэса, в том числе аксиологическая, является аподиктической истиной и, следовательно, не может быть всецело результатом какого-либо конструк-тивизма. Активность субъекта проявляется в феноменологической редук-ции, открывающей ту или иную ноэсу, - в нашем случае «естественный нравственный закон». Таким образом, естественный нравственный закон имеет автономный и имманентный характер. Поэтому и возникает про-блема его природы. Проще всего она решается в религиозной этике, где признается, в конечном счете, божественная природа закона. Так, Фома Аквинский считал, что естественный закон производим от божественного вечного закона, а истинный человеческий закон в свою очередь происхо-дит из естественного закона. - «Поэтому все законы, насколько они здра-восмысленны, настолько выводятся из вечного закона» . Вечный же за-кон «есть не что иное, как образ-план божественной мудрости, движущей все действия и движения» .
Форма и природа естественного нравственного закона в определен-ной степени позволяет представить его содержание, действительное, если этот закон существует в реальности, или возможное, виртуальное, если его нет в реальности. Естественность нравственного закона означает его все-общность, - он присущ или должен быть присущим в той или иной степени от рождения всем людям. Действительно, если человек не осознает хотя бы в малейшей степени естественный нравственный закон, то он изверже-нец, изверг из человеческого рода. Люди могут простить индивиду глу-пость, неразвитость эстетического чувства, отсутствие образования, но не простят ему отсутствие положительной нравственности. Такие люди, дей-ствительно, должны быть изолированы от человеческого общества.
И, напротив, существуют личности у которых очень развиты при-родные нравственные чувства, такие как чувство справедливости, честно-сти и пр., которые можно рассматривать как проявление в эмоциональной сфере естественного нравственного закона. Мы должны согласиться, что врожденные релевантные нравственные чувства существуют, и у разных людей их совокупность и интенсивность различны. Некоторые обладают сильным врожденным чувством справедливости, ответственности, добра, которые и определить вербально не каждый из них в состоянии. В худо-жественной литературе отражены подобные характеры. Так, врожденным чувством справедливости, благородства отличались и князь Андрей Бол-конский у Л.Н. Толстого, и донской казак Григорий Мелехов у М.А. Шо-лохова. И прекрасно, что такие люди существуют не только в виртуальной реальности, но и в самой действительности.
Каким образом у человека появляются такие врожденные чувства? - Генетически? - Возможно, хотя несомненно также, что культура, среда, жизненный мир играют важную роль для их развития, осознания и уста-новки на соответствующие ноэсы. Врожденность связана с априорностью. Априорность можно проанализировать через критику учений соответ-ствующих идей Канта и Макса Шелера. Apriori М. Шелер определил как «самоданное» в непосредственном созерцании положение, при воздержа-нии от всех утверждений о субъекте и предмете этих созерцаний. Он подверг критике учение Канта об априоризме как наиболее значимое. Кантовское учение М. Шелер оценивал как «трансцендентализм в толко-вании apriori». И главным его недостатком является ограничение априор-ного только формами разума, т.е. ограничение apriori формой и рацио-нальностью. «Отождествление «априорного» с «формальным», - пишет Шелер, - есть фундаментальное заблуждение кантовского учения» . Априорное по Шелеру связано не только с формами, но и с материей, не только с разумом, но и с чувствами. И все эти положения должны быть осмыслены феноменологически. Этика, как и аксиология, должна строит-ся на априорных фактах. Но ошибка Канта в том, что он не увидел «круга фактов, на который должна опираться априорная этика - как и всякое по-знание» . Такими априорными фактами являются данные до всякого опыта «сущности» и их связи, к которым относятся и ценности с их связя-ми. И эти факты не являются произвольными конструкциями, они даны в феноменологическом опыте «непосредственно», т.е. без опосредования через символы, знаки, указания какого-либо рода.
Другим заблуждением в сфере априорного, по Шелеру, является отождествление «материального» с чувственным содержанием, а «априор-ного» - с мышлением. М. Шелер старался обосновать свою критику на примере ценностей, которые по нему априорны. В естественной установке нам даны прежде всего вещи и блага. «Только во вторую очередь нам да-ны ценности, которые мы чувствуем в них, и само это чувствование» . Таким образом, ценностные качества могут быть связаны с материей, ощущаться нами, быть основой нашей воли, и тем не менее оставаться априорными. Это в принципе, согласно Шелеру, опровергает утверждение Канта, что всякое желание, которое определено не «законом разума», но материей, уже по этому не априорно.
Учение М. Шелера об априорности позволяет, с нашей точки зрения, признать такие положения как реальность априорного, связь априорности и с разумом, и с чувствами субъекта. «Естественный нравственный за-кон», как он представлен в субъекте, действительно, является априорным и связанным как с разумом, и уже потому, что он осмысливается в качестве закона, так и с чувствами, и с волей.
Несомненно, что субъективизм, субъективные ошибки в феномено-логических исследованиях возможны. Но это означает лишь то, что фено-менологические методы не следует абсолютизировать, а брать в единстве с другими научными методами исследования. Аподиктические истины, от-крытые Гуссерлем, как, например, несводимость логики к психологии, все же невозможно опровергнуть. Также не возможно из психики, физиоло-гии, компьютерных систем вывести «естественный нравственный закон», свойственный человеку. При этом мы не отрицаем наличие определенной моральности и на уровне даже неразумной природы. Но чего нет в нера-зумной природе, так это свободы и ответственности, являющихся суще-ственным содержанием естественного нравственного закона.
Из формы и природы естественного нравственного закона следуют и другие его содержательные характеристики. Можно предположить, что его содержанию, несмотря на формальную императивность, более свой-ственно сослагательное наклонение, а не повелительное. Императивность в морали связана с долгом. Со времен Канта долгу в философии морали придается особое значение. У Канта на страницах его серьезного по со-держанию труда, посвященного морали (имеется ввиду «Критика практи-ческого разума»), присутствуют настоящие лирические панегирики в адрес долга. «Долг! Ты возвышенное, великое слово, в тебе нет ничего приятно-го, что льстило бы людям, ты требуешь подчиняться, хотя, чтобы побудить волю, и не угрожаешь тем, что внушало бы естественное отвращение в душе и пугало бы» .
Однако в этике существует и критическое отношение к кантовскому учению о первостепенной роли долга в моральном поступке. Из россий-ских ученых следует отметить позиции М.М. Бахтина и А.А. Гусейнова. М.М. Бахтин не считал, что долг является существенной характеристикой нравственного поступка. И прежде всего потому, что поступок автономен, важнейшей его составляющей предстает внутренняя мотивация. Долг же есть, по распространенному его пониманию, отношение к чему-то внеш-нему для субъекта, - долг перед чем-то или кем-то. Долг не может следо-вать по М.М. Бахтину из истины, из теоретических определений и положе-ний. «Из теоретически-познавательного определения истинности отнюдь не вытекает ее должность, - писал М.М. Бахтин, - этот момент совершенно не содержится в ее определении и не выводим оттуда; он может быть толь-ко извне привнесен и пристегнут (Гуссерль)» . «Извне» у М.М. Бахтина означает в данном случае «изнутри самого субъекта поступка».
М.М. Бахтин отрицал также существование какого-то «специально-нравственного долженствования» . Существенной чертой индивидуаль-ного поступка является не его долженствование и не его рациональность, а его ответственность. «Поступок в его целостности более чем рациона-лен, - он ответственен. Рациональность - только момент ответственно-сти» .
При этом М.М. Бахтин не отвергает всецело долженствования как момент личной нравственности. Но долг по нему должен быть пережит «изнутри», долженствование - это определенное осознание человеком сво-ей единственной ответственности на своем единственном месте. Долг, по М.М. Бахтину, - это определенное моральное отношение человека к само-му себе, к факту своего не-алиби в бытии, лежащего «в основе самого кон-кретного и единственного долженствования поступка» . Человек «должен иметь долженствование ко всему». Отсюда у Бахтина и такие, имеющие положительное содержание, высказывания как: «долженствующая при-частность», «моя должная установка», «мое единственное долженствова-ние с моего единственного места» и др. И с бахтинским пониманием долга как элемента внутренней моральной мотивации поступка можно согла-ситься, но имея в виду, что все же моральный долг имеет и другие аспекты.
А.А. Гусейнов согласен с тем, что нельзя рассматривать долг, как «адекватное выражение сути морали». Специфика морали больше связана с модальностью сослагательного наклонения, используемого в ее языке.
С нашей точки зрения, надо признать, что не следует преувеличивать изъявительное или повелительное наклонения моральных суждений. Даже моральные заповеди можно выразить в сослагательном наклонении, при-мером чего являются девять заповедей блаженства Иисуса Христа. Но и всецело исключать долг, императивность из морали также неправомерно.
Если теперь обратиться к естественному нравственному закону, то можно представить три его формулировки, из которых одна в сослагатель-ном наклонении, а другие - в повелительном. Первую формулировку есте-ственного нравственного закона можно представить в следующем виде: «Каждый человек способен к осознанию добра и зла и ответственности за них». Вторая формулировка следующая: «Каждый человек осознает добро и зло и долг перед утверждением добра и отрицанием зла». При этом пер-вична первая формулировка, вторая - это «приобщенный момент» первой, говоря языком Бахтина.
Третья формулировка естественного нравственного закона - это его идеальная форма, как не данность, что характерно для первых двух форму-лировок, а заданность. И это - закон любви. В такой формулировке есте-ственный нравственный закон известен давно. И данная формулировка в свою очередь имеет множество определений, интерпретаций. Это и закон любви Иисуса Христа: «Любите врагов ваших». И такая христианская максима как: «Любите Бога больше себя, а другого человека как самого себя». М.М. Бахтин в конце своего философского шедевра «К философии поступка» сформулировал принцип «абсолютного само-исключения», что также предстает определенной формулировкой естественного нравствен-ного закона как закона любви. Данный закон определяет возможность и ответственность человека, а также его долг перед трансценденцией во вне, к другому.
Существуют ли факты наличия естественного нравственного закона и его проявления в человеке? Собственно, основанием для его признания служит хорошо известный из повседневной практики факт интуитивного осознания каждым добра и зла в разных ситуациях, и своего долга, вины или удовлетворения за совершенные поступки. Другим фактом существо-вания естественного нравственного закона является «духовная инерция», под которой мы понимаем особое явление в сфере культуры, когда, не-смотря на меняющиеся исторические условия, новые поколения людей продолжают ценить прошлые, «старые» ценности, и, когда это становится возможным, быстро возвращаются к ним. Подобное явление наблюдалось совсем недавно в России, когда в 90-е годы XX века произошел ренессанс религии и христианских моральных ценностей.
К фактом проявления естественного нравственного закона можно отнести реакцию/ детей, даже младенцев на добро и зло. Младенец, лежа-щий в кроватке и не умеющий еще говорить, видя наклоненное к нему злое лицо реагирует на него плачем. И, напротив, созерцая доброе лицо сам расцветает в улыбке.
Американский ученый Марк Хаузер в своей книге «Мораль и ра-зум», имеющей и второе знаковое название «Как природа создала наше универсальное чувство добра и зла» (М., 2008), собрал много примеров проявления в людях «врожденных моральных инстинктов», к которым можно с оговоркой отнести и естественный нравственный закон. Или, наоборот, считать, что естественный нравственный закон действует в че-ловеке как определенные моральные инстинкты. М. Хаузер пишет: «Я рассматриваю психологические основы морали как инстинкт, т.е. как сло-жившуюся в эволюции способность человеческой психики неосознанно и автоматически порождать суждения о добре и зле» .
В качестве яркого примера проявления в человеке так понимаемого морального инстинкта может быть расхождение между естественной (ин-стинктивной) и официальной, даже общепринятой оценкой действия и бездействия. Так, в случае эвтаназии передозировка лечебных средств и остановка средств жизнеобеспечения, одинаково приводящие к смерти па-циента, нашей моральной интуицией (моральным инстинктом) оценивают-ся одинаково как безнравственные, а официально последние, т.е. остановка средств жизнеобеспечения, могут быть нравственно оправданы.
Косвенно о признании естественного нравственного закона свиде-тельствуют и некоторые значимые этические учения, в которых он прямо не называется. Показательным является этика Сократа. Как известно, Со-крат умер с убеждением, что человек совершает зло из-за недостатка соот-ветствующих знаний, что в конечном счете всякое зло приносит страдание. Если же человеку объяснить это, в чем важнейшая функция Просвещения, то любой разумный индивид не станет нарушать заповедей добра. Несо-мненно, что Сократ неоднократно встречал противоположные примеры, когда просвещенные люди, в том числе его обвинители на суде, вели себя как негодяи. Но он остался верен своей идеи. - Почему? Думается, что Сократ следовал здесь инстинктивно воспринимаемому им естественному нравственному закону. В самом деле, естественный нравственный закон, в силу своей врожденной и всеобщей природы, должен «не допустить» по-ступков человека, приносящих ему в конечном счете страдания, т.е. «не допустить» совершение зла. И можно предположить, что Сократ был убежден в универсальности и реальности естественного нравственного за-кона. При этом Сократ, как и другие античные этики, не признавал идеи грехопадения человека, делающего его противоречивым, нецельным суще-ством. Такая идея была продуктом иной культуры - не греческой, а иудейской.
Учение о грехопадении переняло у иудаизма и христианство, кото-рое имеет и позитивное учение о естественном нравственном законе. Как возможно их сочетание? - Только через противоречия и внутреннюю борьбу. Уже у апостола Павла мы видим подтверждение данного тезиса в его знаменитом признании: «Ибо не понимаю, что делаю: потому что не то делаю, что хочу, а что ненавижу, то делаю» .
Таким образом в отличии от тезиса грехопадения естественный нравственный закон имеет более универсальный, всеобщий характер, и, следовательно, в большей степени выражает сущность и специфику нрав-ственности. Повторимся, что с нашей точки зрения следует признать есте-ственный нравственный закон, но следует также и правильно его пони-мать. Одним из недостатков в интерпретации данного закона является его идеализация и преувеличение его универсальности, когда все моральные заповеди и даже основные понятия морального сознания трактуются как проявление естественного нравственного закона. Такое наблюдается, например, в православной религиозной литературе. «Таким образом, - пишет архимандрит Платон, - содержание естественного нравственного закона совпадает с основными понятиями, присущими нравственному со-знанию каждого народа» .
Из двух основных формулировок естественного нравственного зако-на, приведенных выше, логически невозможно вывести конкретное содер-жание как нравственных ценностей и норм, так и конкретных нравствен-ных понятий добра и зла. Выше мы уже отметили, что можно дедуциро-вать из формы и содержания естественного нравственного закона. Есте-ственный нравственный закон не определяет конкретно содержание ос-новных нравственных понятий, ценностей (форм) добра и зла. Да и не в этом его основная функция. Его назначение - сориентировать волю в направлении добра.
Естественный нравственный закон не исчерпывает собой содержание даже одного из основных элементов морали - нравственное сознание. Нравственный закон не тождественен ни одному моральному чувству. Ка-залось бы ближе всего к нему совесть. Но если естественный нравствен-ный закон, по определению, можно представить как определенную мо-ральную норму, то совесть - это внутренний механизм самоконтроля за выполнением данной нормы.
Итак, естественный нравственный закон является реальным феноме-ном индивидуальной морали. Его изучение следует ввести в предмет свет-ской российской этики. С ним связан целый ряд нерешенных теоретиче-ских проблем, ждущих своего исследования.

прот. Игорь Перекуп

Божие и человеческое

Преподававшийся в дореволюционных школах предмет, на уроках которого дети обучались основам христианского вероучения и нравственности, назывался «Закон Божий». Это вполне соответствовало законническому взгляду, преобладавшему в то время (как, в частности, в преподавании этого предмета, так и вообще в понимании Божественного закона), потому что под влиянием западного схоластического богословия понятие закона Божия юридизировалось в сознании многих православных. Что актуально и поныне - стереотипный образ карающего Судии, прочно утвердившийся в массовом сознании, профанирует исконно церковное (апостольское, святоотеческое, православное) понимание закона Божия.

Если спросить современных учащихся, что такое «закон», они станут говорить о чем-то установленном сверху, за нарушение чего наказывают. Откликаясь на попытки их расшевелить наводящими вопросами, они постепенно, ощупью, возможно, придут к пониманию закона, как чего-то объективно существующего и незыблемого самого по себе. Может, вспомнят о законах природы… Вот в этом русле им и следует преподнести понятие Божьего Закона.

Для начала уместно обратить их внимание на законы человеческие, на область права. Эти законы (писаные и неписаные, общественные (гражданские), международные, профессиональные, ПДД и т.д.) издаются людьми и для людей, людьми исполняются или нарушаются, людьми же они и контролируются. Законы бывают плохими или хорошими, их неукоснительное соблюдение далеко не всегда приносит благо честным людям, а нарушение нередко проходит безнаказанно именно для закоренелых злодеев. Но это вовсе не является основанием для игнорирования законодательства, ибо стремление к справедливости, находящее свое воплощение в правовой системе, присуще человеку, как образу Того, Кто Всеправосуден.

Однако следует иметь в виду, что стремление к справедливости, как и многие другие естественные стремления человека, вследствие грехопадения замутнено примесью зла. Наши законы настолько хороши, насколько они соответствуют Божественной Правде. Не только церковные каноны, но и вся правовая система интуитивно восходит к Божественному Праву. Из чего Гегель заключает: «Если в целом нет никакого сомнения в том, что законы установлены Божественной волей, то не менее важно действительно познать Божественную волю, причем это познание не есть особая привилегия отдельных лиц, но доступно всем» .

Гегель в своих рассуждениях о связи государства и религии исходит из того, что государство есть «свобода в мире , в действительности» , а потому законы «суть развитие понятия свободы, которое, отражаясь таким образом в наличном бытии, имеет своей основой и истиной понятие свободы так, как оно постигается в религии» . И еще: «Государственный закон есть закон свободы, он предполагает личность и человеческое достоинство и относится по существу к воле» .

Впрочем, не стоит идеализировать право как некий гарант гармоничного общественного бытия. Оно, по выражению русского религиозного философа В. Соловьева, есть всего лишь «низший предел или определенный минимум нравственности » . «Ибо источник человеческих законов - источник смутный. Прозрачная струя нравственной правды едва видна в нем под наносом других, чисто исторических элементов, выражающих только фактическое соотношение сил и интересов в тот или другой момент» .

Не секрет, что законы нередко пишутся и принимаются «под заказчика», обычаи же уродуются предрассудками и суевериями. Корень этого зла в эгоизме, который не уничтожается правом человеческим, игнорирующим сущность происходящего и касающемся лишь внешней стороны событий. Это и есть отличие права от морали. «Право в интересе свободы дозволяет людям быть злыми, не вмешивается в их свободный выбор между добром и злом; оно только в интересе общего блага препятствует злому человеку стать злодеем , опасным для самого существования общества. Задача права вовсе не в том, чтобы лежащий во зле мир обратился в Царство Божие, а только в том, чтобы он - до времени не превратился в ад» .

Право, выражаясь словами святого исповедника ХХ в. архиепископа Илариона (Троицкого), не уничтожает эгоизма, но «только утверждает его, охраняя от покушений со стороны эгоизма других людей. Цель государства, основанного на праве, в том, чтобы создать по возможности такой порядок, при котором эгоизм каждого его члена находил бы себе удовлетворение, не нарушая в то же время интересов другого… В этом неразрешимое противоречие права: оно утверждает эгоизм, но оно же и ограничивает его. А потому общество, основанное на человеческом праве, всегда носит в себе самом семена своего разложения, ибо оно охраняет эгоизм, который постоянно разъедает и разрушает всякое единение» . То же самое по сути, но гораздо мягче говорит и В. Соловьев: «Положим, высшая нравственность (с аскетической стороны) требует, чтобы я был равнодушен к тому, что меня убьют, искалечат или ограбят. Но та же высшая нравственность (с альтруистической стороны) не позволяет мне быть равнодушным к тому, чтобы мои ближние беспрепятственно становились убийцами и убиенными, грабителями и ограбленными и чтобы общество, без которого и единичный человек не может жить и совершенствоваться, подвергалось опасности разрушения. Такое равнодушие было бы явным признаком нравственной смерти.

Требование личной свободы, чтобы оно могло осуществиться, уже предполагает стеснение этой свободы в той мере, в какой она в данном состоянии человечества несовместима с существованием общества или общим благом. Эти два интереса, противоположные для отвлеченной мысли, но одинаково обязательные нравственно, в действительности сходятся между собою. Из их встречи рождается право» .

«Человеческое» право, которое, как выше было сказано, интуитивно восходит по своей природе к Божественному Закону, противопоставляется последнему в реальности падшего мира. Право, стремящееся защитить общество от полного самоуничтожения, - порождение хоть и богоподобного, но все же падшего человеческого разума, состоящего в союзе с изрядно покалеченной и подслеповатой совестью; тогда как Божественный закон - сама Истина в своем Откровении. Но об этом чуть ниже.

Отторжение чуждого

Вернемся к правде человеческой, которая, будучи по происхождению небесной, в своем падшем состоянии, как только что было сказано, нередко противопоставляется правде Божией.

Хотя «проступок создал закон» , и право обеспечивает всего лишь «минимум нравственности», оно все же есть добро, хотя бы и относительное, а потому нам и заповедуется воздавать «кесарево кесареви» (Мф. 22; 21) - быть законопослушными.

Но как же быть с теми, кто безнаказанно игнорирует законы человеческие?

«Можно ли нарушить человеческий закон?» Так вопрос лучше не ставить. «Можно» нередко понимается как «нравственно допустимо», поэтому лучше спросить: Возможно ли безнаказанно нарушить человеческий закон; преступить его, проигнорировать, и не пострадать вследствие этого?» Имеется в виду не страдание загробное, и не причинение вреда своей душе, а переживание страдания, вреда внешнего, видимого.

В старших классах вам единодушно ответят утвердительно. Почему? Потому, что для них не секрет, что законы человеческие несовершенны, ибо искусственно созданы несовершенными людьми, ими же они так же несовершенно и приводятся в исполнение, и еще более несовершенно контролируются. Преступление против общества обществом же и карается в русле принятых норм и через им же выдвинутых на это дело лиц.

Но рассмотрим этот механизм в его оптимальном режиме. Система может работать более или менее совершенно, однако налицо следующая закономерность: чтобы жить в обществе следует соблюдать его нормы, и не желающий жить в соответствии с общественными нормами, с определенным установившимся порядком, устройством, системой - выталкивается из жизни общества (в этом смысле термин сталинской эпохи «мера социальной защиты» точнее современного «мера наказания»). Преступник сам ставит себя «вне закона», а стало быть, и вне самого общества, которым он: либо высылается за пределы данного общества (семьи, коллектива, города, государства); либо насильно (временно и частично) изолируется от общества в специальных местах лишения свободы, оказываясь, таким образом, в сообществе лиц себе подобных, т.е. не желающих приводить свои потребности в соответствие с потребностями других членов общества и с законами общества в целом ; а в случае особой опасности для общества, изолируется от него абсолютно (через смертную казнь). Случаи, когда правовая система не срабатывает (или в результате слабости государственной власти, или вследствие того, что правящая верхушка творит произвол и терроризирует народ, или когда вследствие недоразумения негодяй пробирается во власть, а оклеветанный правдолюбец преследуется) не рассматриваем, как результат ее несовершенства.

Норма же такова: индивидуум, не вписывающийся в систему, ею выталкивается, так как личность, игнорирующая законы общественные, тем самым рвет связь с этим обществом и в нем существовать не может . И тогда общество либо принудит его соблюдать свои нормы, либо исторгнет из себя это «инородное тело», иначе само общество подвергнется разложению.

«Кара есть следствие нарушения закона, воздействие закона на человека, который отказался от него, но еще сохраняет от него зависимость и не может уйти ни от кары его, ни от своего проступка» .

Тут мы подходим к другому аспекту законности - некой объективно существующей норме.

Закон как обнаружение в мире Премудрости Божией

Открыв по этой теме «Толковый словарь живого великорусского языка» Даля, мы читаем следующее: «Закон м. (чем дело закончено ) предел, постановленный свободе воли или действий; неминучее начало, основание; правило, постановление высшей власти. Закон Божий , откровение, составляющее сущность веры; закон христианский , христианская вера. Закон природы или естественный закон , которому неизбежно следует вся вещественная природа. Законы гражданские , установленные гражданскою, государственною властью, для обеспечения быта граждан, противопоставляются законам духовным т.е., относящимся до дел веры, или же до духовного мира, духовной жизни» .

В понимании Философского Энциклопедического Словаря закон - это «категория, отображающая существенные, необходимые и повторяющиеся связи между явлениями реального мира» . Или чуть по-другому: закон - это «существенная связь между явлениями в природе и обществе» .

Возможно ли, чтобы тот, кто посмел проигнорировать закон природы и поступил вопреки ему, не пожалел бы об этом немедленно? Исключено. Потому, что закон природы не нуждается во внешнем контроле, его не издают, он просто есть , как некий порядок, устройство мира, основа его целостности. Этот закон есть нечто единое, являемое во множестве. Законов природы много и все они - проявления единого закона, единого строя, лада, единого «космоса». Вспомним пифагорейцев, стоиков, других философов, которые интуитивно его познавали и старались добиться от себя максимального соответствия ему, полагая в этом сущность мудрости. Отождествляли они его с Богом или сознавали Бога трансцендентным Творцом и мира, и самого мирового закона - другой вопрос, но существование этого единого строя, порядка, они сознавали. «Закон - это нахождениесущего » .

Законы природы не издаются и не предписываются. Они суть нормы и условия существования мира. Они не публикуются и не провозглашаются, но познаются человеком в процессе взросления, в процессе физического и умственного развития. Теми же, кто целенаправленно занимается исследовательской деятельностью, они осмысливаются и формулируются. Поэтому и говорится, что законы науки являются «отражением законов объективного мира в сознании людей» . В основе «научного законотворчества» - наблюдение за природой.

Еще в младенчестве начинается познание мира и его законов, самопознание, а вместе с тем и формирование навыков жить по этим законам. Возьмем, к примеру, закон гравитации. Силу земного притяжения младенец познает опытно сразу после рождения. Он учится ее преодолевать, усиливаясь двигаться, переворачиваться, ползать. Он пытается встать на четвереньки и учится держать равновесие в этом положении, затем пытается принять подобающий человеку вид, поднявшись на ноги. Но, преодолевая земное притяжение, он вовсе не спорит с законом природы. Это не сопротивление природе, но умение жить в ней, считаясь с ее законами - умение жить своей жизнью, добиваться своих целей , вписываясь в природу, соответствуя ее законам . Ребенок сам выбирает, куда ему идти, но при этом он старается следить за собой, так как по опыту знает, что потеря равновесия сделает его беспомощным - его стремительно и больно притянет к земле. Он познаёт на собственном опыте и то, что чем выше заберешься, тем опаснее прыгать и больнее падать.

Продолжая взрослеть, человек все больше узнает о том, что полезно и что вредно для жизни в этом мире. То есть он отчасти с чьих-то слов, отчасти из книг и других источников информации, отчасти же на своем опыте познаёт, что способствует укреплению его жизни, а что ее разрушает. Другими словами: он познаёт, что соответствует его природному устроению, а также поддержанию и укреплению его связи с окружающей природой, а что нарушает естественный жизненный процесс в нем и ослабляет, разрушает связь его с окружающей жизнью (человек сознательно может вредить себе, но это уже его выбор).

Ясно одно: игнорирование человеком в повседневной жизни законов природы неизбежно влечет за собой расторжение органического единства с природой и как следствие - приводит к нарушению природного процесса в организме, результатом которого является разрушение самого организма и страдание, как чувство (переживание) происходящего разрушения .

Это тоже - закон природы: биологическое несоответствие природе влечет за собой частичное ослабление и постепенную или внезапную утрату биологической жизни, так как жизнь - только в единстве с природой и все, что в нее не вписывается, не причастно и жизни. А причастность эта не метафорическая.

Мы причащаемся природе, миру . Все живое причащается миру, питаясь носителями его жизни: растения питаются всем, что им дает почва, атмосфера и солнце; животные питаются растениями, иные питаются другими животными, принимая тем самым в себя жизнь этого мира, затем сами по смерти обращаются в удобрение для почвы, питающей растения - все живое поддерживает в себе жизнь, принимая в себя частичку этого мира, в свою очередь, становясь частью этого мира. В том числе и человек. Если мы перестанем питаться, то есть впитывать в себя мир , то наша с ним связь будет ослабевать, организм наш будет истощаться, пока присутствие мира в нас не иссякнет до предела, после которого жизнь невозможна.

Жизнь биологическая нам свойственна в силу нашей причастности живой природе .

Естественный нравственный закон

Но, говоря о жизни биологической, мы не можем лишь ею ограничиваться в понимании естественного закона, который отнюдь не исчерпывается законами физики. Существует еще и так называемый естественный нравственный закон . Он как некий стержень проявляется в любом историческом периоде, в законодательствах и обычаях всех племен и народов, государств и других сообществ. Как живое растение, которое пробивается сквозь асфальт навстречу солнцу, так же и естественный закон пробивается сквозь помутненное грехом сознание, сквозь искаженные язычеством представления об истине.

Впрочем, следует отметить, что в философии нет единого мнения на этот счет. К примеру, Паскаль хотя и не отрицает бытие всеобщего естественного закона, однако считает неправомерным доискиваться его, как будто бы лежащего в основе обычаев и законов, принятых у разных народов, ибо это с его точки зрения неверно. Он склонен рассматривать обычай и государственный закон скептически , т.е., не вникая в его суть и не доискиваясь его правды, считая необходимым соблюдение законов страны проживания и утверждая, что «обычай правомочен по той простой причине, что общепринят, - в этом смысл его таинственной власти. Всего ошибочнее законы, исправляющие былые ошибки: кто подчиняется им потому, что они справедливы, тот подчиняется справедливости им самим вымышленной, а не сути закона, который сам себе обоснование. Он - закон, и больше ничего» .

Кто докапывается до корней обычая, тот, считает Паскаль, его уничтожает, ибо «искусство подтачивания и ниспровержения государственных устоев как раз и состоит в колебании установленных обычаев, в исследовании их истоков, в доказательстве их несостоятельности и несправедливости» . Скептицизм Паскаля оправдан его неприятием всякой смуты, порождаемой «правдоискательством»: «Почему люди следуют за большинством? Потому ли, что оно право? Нет, потому что сильно. Почему следуют стародавним законам и взглядам? Потому ли, что они здравы? Нет, потому что общеприняты и не дают прорасти семенам раздора» .

Иную точку зрения мы находим у Гегеля, который рассматривает законы гражданские именно в органической связи с законом естественным. Нравственный естественный закон - это дух «законов свободы», раскрывающихся в полноте в Новом Завете, это «не нечто внешнее, случайное, а природа самого чистого духа… Если мы постигаем, познаем, находим разумным тот закон, согласно коему преступление наказывается, он не есть для нас нечто существенное в том смысле, что имеет силу для нас потому, что он позитивен, потому что это так есть , но он имеет силу также и внутренне, он есть нечто существенное для нашего разума, потому что он внутренне разумен… Закон свободы должен иметь силу не потому, что он есть , а потому, что он есть определение самой нашей разумности » .

По мнению Гегеля «духовное как таковое не может быть подтверждено недуховным, чувственным », потому что «духовное выше внешнего, оно может быть удостоверено только самим собой и в самом себе. Это есть то, что может быть названо свидетельством духа» .

Это свидетельство духа «может быть многообразным, оно может быть неопределенным, общим, тем, что вообще говорит духу, пробуждает в нем глубокий отклик . В истории нас привлекает благородное, высокое, нравственное, божественное, наш дух его подтверждает… Это свидетельство может выступать как более или менее развитое, оно может составлять предпосылку человеческого сердца, человеческого духа вообще; это могут быть предпосылки всеобщих принципов, которые имеют для него силу и сопровождают человека на протяжении всей его жизни» .

Полнота (πληρωμα ) интуитивно ощущаемого закона раскрывается в добродетели - в склонности «действовать так, как следовало бы по подлинным предписаниям закона», в единении «склонности с законом, благодаря чему последний теряет свою форму закона» .

Закон теряет принудительную форму положительного закона, оставаясь законом естественным, проявляясь как в мире физическом, так и в нравственной жизни человечества. «Как в мире физическом господствует всеобщий и неизменный закон, производящий повсюду порядок и красоту, - пишет свящ. М. Менстров, - так и в мире духовном, и в частности в области человеческой жизни, господствует такой же всеобщий и неизменный закон, устанавливающий повсюду порядок и производящий благо. Оба закона имеют основание свое в святой, всемогущей и благой воле Бога. Но если в природе физической закон осуществляется с необходимостью, то в человеческой жизни он исполняется свободно. Там принужденность и неизбежность, а здесь обязательство (т.е. повеление без принуждения). Свободное или добровольное исполнение обязательств, налагаемых на нас законом или волею Бога, как Творца и как Искупителя нашего , называется нравственностью или нравственной жизнью , точнее - нравственностью христианской… Под именем естественного, нравственного закона разумеется тот внутренний закон, который посредством разума и совести говорит каждому из нас, что хорошо и честно, и что худо и бесчестно, что мы должны делать и от чего должны отдаляться» .

Естественный нравственный закон и Божественное Откровение

Но какова связь между естественным законом и ветхозаветным Богооткровенным Законом? Выражаясь словами прот. Н. Фаворова, «Богооткровенный закон Ветхого Завета, в нравственной части своей, был, можно сказать, воспроизведением внутреннего закона нашего, который более или менее помрачался в сознании людей и искажался в их обычаях и нравах» . И наоборот: «…действуя оружием критики, логико-формальных методов познания, изощренных философией, разум подтверждает из естественного сознания человечества и из обыденной жизни его то, что в Священном Писании свидетельствуется из Откровения» .

Было бы упущением не обратить внимания на следующее. Говоря о принудительности, с которой действует закон природы, в отличие от естественного нравственного закона, выражающегося в «повелении без принуждения», порой игнорируется, что принудительно действуют на самом деле оба закона (иначе нравственный закон не соответствовал бы признакам закона (см. выше)). Речь в данном случае не о казнях, которым подвергались в древнем Израиле нарушители Закона Моисеева.

Всеобщий нравственный закон и вправду действует в условиях свободного выбора, но последствия этого выбора отражаются на внутреннем благосостоянии человека с той же неизбежностью, что и последствия соблюдения или несоблюдения закона природы на благосостоянии внешнем. Разница только лишь в том, что человек, вступая в конфликт с нравственным законом, не чувствует в достаточно ясной степени (или вовсе не чувствует) разрушительный процесс, происходящий в нем самом. Это, пожалуй, и обеспечивает его свободу выбора, так как непосредственное ощущение страдания, адекватное степени вреда, причиняемого душе, принуждало бы уважать нравственный закон, только, вот, не из нравственных, а из эгоистичных соображений, не из богоугодной любви к себе, но из себялюбия . Однако нечувствию сему есть, по-видимому, еще и другое объяснение.

Кроме промыслительного значения этого нечувствия как условия нашего свободного нравственного самоопределения, причина его еще и в том, что нравственное чувство напрямую зависит от нашего духовно-нравственного здоровья. Чем чище человек, тем адекватнее его самооценка, его самочувствие, видение себя, тем острее, реальнее, ближе к истине его нравственное чувство; чем ближе он к Правде, тем сильнее в нем стремление к праведности и, соответственно, интенсивнее переживание несоответствия. И это нарастание адекватного самовосприятия, при котором праведный человек считает себя грешнее всех в мире, не перечеркивает свободного самоопределения как раз потому, что процессу восстановления духовного чувства в человеке соответствует степень его влечения к Богу, степень его любви к своему Отцу Небесному.

Острота нравственного чувства определяется силой любви к Источнику нравственности. Господь не допускает, чтобы человек ощутил меру своей греховности, своей испорченности и стал бы испытывать душевные страдания в большей степени, чем это было бы необходимо для обеспечения свободы его выбора. Наоборот, нередко Бог, не разжигая в человеке мук совести, попускает ему страдания внешние (телесные - болезни, травмы, возрастные немощи, а также душевные, однако происходящие не от мук совести, но от внешних скорбей - таких как чья-либо бестактность или преднамеренное оскорбление, «полоса неудач», расстройство отношений с друзьями и близкими, впадение в грех), чтобы человек по ним догадался о состоянии своей души, безмерно более достойном сострадания.

Душа наша в нравственном отношении как бы тяжко травмирована, она как будто находится в полном или частичном параличе, ее состояние порой напоминает кому. Представим себе человека получившего ожог. Обожженное место становится нечувствительным к боли. Его можно колоть, жечь - человек не будет мучиться, страдать, переживать наносимый вред. Счастливчик?.. Не дай Бог никому такого «счастья»! Так же и душа наша - она обожжена грехом и ее чувствительность местами больше, местами меньше, местами вовсе отсутствует. И процесс оздоровления протекает параллельно восстановлению ее чувствительности: нравственное чувство побуждает к оздоровительным действиям, а оздоровление, исцеление проявляется в способности чувствовать, благодаря которой душа глубже познаёт себя и яснее видит пути своего спасения. Способность (и возможность) страдать возрастает, но возрастает и утешение.

Когда же человек, внезапно и остро осознавший свою греховность, впадает в ненависть к себе и в отчаяние, то можно с уверенностью сказать, что это отнюдь не свидетельство исцеления, но это - раскаяние без покаяния . Он сожалеет о своем зле, но не меняется в корне - не смиряется в надежде на Промысел Божий, преклоняясь пред волей любящего Отца, желающего всем спастись, не ищет Его прощения, не стремится исправиться, но сам в ненависти к себе, не оправдавшему своих же надежд и амбиций, вершит над собой самосуд, похищая суд у Бога. Как правило, такое видение себя, своей греховности, или не от Бога изначально (и бес может показать нам нашу греховность, в расчете повергнуть в отчаяние), или мысли посланные нам от Бога для вразумления и покаяния, мы по внушению бесовскому извращаем, идя на поводу у своей гордыни, тщеславия и других страстей.

Итак, естественный нравственный закон действует с той же необходимостью, что и физический. Только, по вышеизложенным причинам, наши способности адекватного восприятия своего состояния в области физической несравненно преимуществуют перед областью духовно-душевной.

В этом понимании заповеди Десятословия суть Богооткровенное выражение естественного закона ,который в нравственных системах различных этосов лишь просвечивает .

Мораль и право

Св. Ефрем Сирин сводит все Десятословие к «золотому правилу», говоря: «Все же заповеди, данные евреям, состоят в сем одном законе: что ненавистно тебе, того не делай другому» . И отождествляя это правило с двойной заповедью о любви к Богу и ближнему, говорит, что на этих двух заповедях висит «закон естественный, изложенный в Пятикнижии и у Пророков» .

Естественный закон в реальной жизни чересчур переплетается с нравственно-чуждыми ему традициями. Его проявления, порой, бывают в неприемлемых для Богооткровенного учения действиях, например, в среде примитивных племен из-за влияния языческих религиозных представлений: ритуальное людоедство, примитивная эвтаназия и др. происходят из лучших намерений, основываясь на искаженном представлении о благе, но не из корыстных соображений, как это бывает в «цивилизованном мире».

Бог в заповедях Десятословия не формулирует естественный закон, а обозначает как бы признаки и условия соответствия этому естественному закону, признаки принадлежности к Его творению, условия нормальной для человека жизни в естественном мире. Именно человека, именно в естественном мире. Первая часть Десятословия говорит об обязанностях по отношению к Богу, потому что для человека естественно быть религиозным, это необходимое условие его существования даже в этом временном, преходящем мире. Не более того.

«Господство над материальною чувственностью, солидарность с живыми существами и внутреннее добровольное подчинение сверхчеловеческому началу - вот вечные, незыблемые основы нравственной жизни человечества» .

Закон Моисеев обладает свойствами как нравственного, так и положительного права. Как исходящий от Бога Всесовершенного он располагает к неограниченности своего осуществления, а как подлежащий внешнему контролю и исполнению под страхом наказания «здесь и сейчас», выражается в конкретных требованиях и предписаниях. Впрочем, внешняя форма положительного права есть лишь опора права нравственного, но не его суть. Закон нравственный профанируется, когда его пытаются исчерпать «законничеством», заключающемся в стремлении втиснуть нравственность в изощренную казуистическую систему рекомендаций, во избежание ошибок на пути творческого нравственного поиска.

Нравственный закон предполагает непременно свободное самоопределение в любви к заповедям Законодателя, потому весь Закон и формулируется Господом Иисусом Христом двуединой заповедью о триединой любви к Богу, себе и ближнему. Различая положительное право (право как таковое) и христианскую нравственность, В. Соловьев обращает наше внимание на то, что, во-первых, «чисто нравственное требование, как, напр., любовь к врагам, есть по существу неограниченное и всеобъемлющее; оно предполагает нравственное совершенство или, по крайней мере, неограниченное стремление к совершенству. Всякое ограничение, принципиально допущенное, противно природе нравственной заповеди и подрывает ее достоинство и значение: кто отказывается в принципе от безусловного идеала, тот отказывается от самой нравственности, покидает нравственную почву. Напротив того, закон собственно правовой, как ясно во всех случаях его применения, по существу ограничен; вместо совершенства он требует низшей, минимальной степени нравственного состояния, лишь фактической задержки известных проявлений безнравственной воли» . Право положительное не противоречит нравственному закону. Оно просто уже, ограниченнее его. Запрещая грабить и убивать, оно не обязывает, но и не мешает любить своих врагов.

Во-вторых, отличая нравственный закон от юридического, который подробно расписывает должное и недолжное, видим, что «из неограниченной природы чисто нравственных требований вытекает и второе отличие, именно то, что исполнение их не обусловливается непременно, а также и не исчерпывается никакими определенными внешними проявлениями или материальными действиями. Заповедь о любви к врагам не указывает (иначе как для примера), что именно должно делать в силу этой любви, т.е. какие определенные внешние действия совершать и от каких воздерживаться, а вместе с тем если приходится выражать свою любовь определенными действиями, то нравственная заповедь не может считаться уже исполненною этими действиями и не требующею уже ничего больше, - задача исполнения этой заповеди, как выражение абсолютного совершенства, остается бесконечною… И нравственный, и юридический закон относятся, собственно, к внутреннему существу человека, к его воле, но первый берет эту волю в ее общности и всецелости, а второй - лишь в ее частичной реализации по отношению к известным внешним фактам, составляющим собственный интерес права, каковы неприкосновенность жизни и имущества всякого человека и т.д.» .

Таким образом, получается, что если выше право определяется как некоторый минимум нравственности, то в дополнение можно еще добавить, что право, также есть «требование реализации этого минимума, т.е. осуществления определенного минимального добра, или, что то же, действительного устранения известной доли зла» . И, в-третьих, положительное право, как имеющее целью внешнее осуществление какого-либо блага, допускает принуждение, тогда как непременным условием нравственного развития является свобода.

Отсюда можно вывести «следующее определение права в его отношении к нравственности: право есть принудительное требование реализации определенного минимального добра, или порядка, не допускающего известных проявлений зла » .

Заключение

Итак, заповеди - лишь ориентиры, указатели, вешки, помогающие нам в жизненном пути. Из множества дорог мы можем выбирать тот путь, который сочтем нужным, но заповеди указывают, каким путем пройти к Богу, указывают путь Им открытый и благословленный . Мы, конечно, свободны и можем попытаться отыскать свой индивидуально-неповторимый путь, идти своим особым «маршрутом», надеясь прийти к Нему же… Однако, уместно задуматься: если Он дал Откровение о пути к Нему, и мы об этом знаем, разумно ли искать этот путь где-нибудь еще, хотя бы и рядом? Не является ли такой «индивидуальный поиск» пренебрежением к своему Творцу и Промыслителю, элементарным хамством по отношению к любящему Отцу Небесному?.. Но следует иметь в виду, что заповеди - Его, а выбор - наш. Что бы мы ни выбрали, это будет наш свободный выбор. Хорошо ли будем себя чувствовать там, куда этим путем придем, плохо ли: это будет наш выбор, а не Его месть, кара, гнев и т.д.

Размышляя о жизни в этом мире, об условиях «бытия земного», нельзя упускать из внимания, что есть и другой мир, другая жизнь, иное бытие - сверхъестественное, духовное бытие духовного мира. И человек потому не может быть вполне человеком без жизни духовной даже в условиях мира земного, преходящего, что сотворен человек особенным: он - как бы звено, соединяющее в себе мир духовный и мир материальный, которые в Священном Писании обозначаются словами «небо и земля» (Быт. 1; 1). Более того, духовное начало является определяющим в его природе.

Исключительные случаи приближения человека к своему нормальному (царственному по отношению к природе) состоянию через последование Христу, через духовное преображение, обожение, следствием чего является способность к чудотворению (по слову Христа: «верующий в Меня, дела, которые творю Я, и он сотворит» (Ин. 14;12)), обильно приводятся в Житиях святых. Преподобные светильники веры, возлюбившие Бога и заповеди Его, - они возвысились над природой, стали выше естества, потому что последовали закону Евангельскому - закону сверхъестественному, закону духовному. И они, при которых дикие звери становились кроткими, они, усвоенной ими благодатью Божией двигавшие горы и воскрешавшие людей, заняли почти то владычественное положение в природе, которое должно принадлежать человеку по замыслу Творца. «Почти», потому что им все же постоянно приходилось преодолевать тленность падшего естества, до конца жизни быть готовыми к искушениям, и, наконец, все же пройти через смерть, которой Адам до грехопадения был чужд.

Итак, если человеку, чтобы жить биологически, необходимо было придерживаться естественного закона, который в чистоте сформулирован Десятословием, то, чтобы жить ему духовно, чтобы вписаться в бытие высшее, ему необходимо привести себя в соответствие с иным законом - законом бытия мира Божественного, духовного, небесного. Ветхий Завет готовил человека к Новому. Человеку надлежало вначале научиться жить «по-человечески» в естественных условиях, чтобы затем быть призванным к сверхъестественному бытию. Ему надлежало временно понести бремя рабства закону правды, справедливости, чтобы затем быть призванным к вечному усыновлению Богом по благодати в законе любви.

Библиография:

1. Библия. Книги Священного Писания Ветхого и Нового Завета. - Брюссель: Жизнь с Богом, 1983.

2. Даль В. Толковый словарь живого великорусского языка. Т. 1. - М.: Государственное издательство иностранных и национальных словарей, 1956.

3. Краткий словарь по философии. - М.: Политиздат, 1979.

4. Философский энциклопедический словарь. - М.: Советская энциклопедия, 1989.

5. Гегель. Дух христианства и его судьба // Гегель. Философия религии. В 2-х тт. Т. 1. - М.: Мысль, 1976.

6. Гегель. Лекции по философии религии // Гегель. Философия религии. В 2-х тт. Т. 1. - М.: Мысль, 1976.

7. Св. Ефрем Сирин. Толкование на книгу Исход // Творения. Т. 6. - М.: Отчий дом, 1995.

8. Иларион (Троицкий), архим. Христианства нет без Церкви. - М.: «Православная беседа», 1992.

9. Менстров М., свящ. Уроки по христианскому православному нравоучению. - СПб., 1914.

10. Олесницкий М. Нравственное богословие или Христианское учение о нравственности. - СПб., 1992.

11. Паскаль Блез. Мысли // Франсуа де Ларошфуко. Максимы. Блез Паскаль. Мысли. Жан де Лабрюйер. Характеры. - М.: Художественная литература, 1974.

12. Соловьев В.С. Оправдание добра. Нравственная философия // Соловьев В.С. Соч. в 2-х тт. Т. 1. - Москва: Мысль, 1988.

Архимандрит Платон (Игумнов).

Православное Нравственное Богословие
Глава: Естественный Нравственный Закон
Реальность естественного нравственного закона.

В богословии Православной Церкви принимается положение о реальности естественного нравственного закона как принципа, имеющего безусловный и всеобщий характер и лежащего в основе всех правовых и этических норм.
В признании естественного нравственного закона Церковь исходит из общечеловеческого нравственного опыта, который у всех народов во все времена освящался верой в высшую и вечную правду, в мировой объективный закон, благодаря которому подлежит справедливому возмездию всякое совершаемое в мире зло. Принимая естественный нравственный закон, Церковь подтверждает его значимость как принципа, ограждающего целостность структуры бытия от нравственного растления и распада.
Реальность естественного нравственного закона убеждает нас в том, что личная нравственность отдельных людей, воплощаемая в нравственной культуре как традиционных, так и новых обществ, - это не просто случайный покров, наброшенный на историческую жизнь человечества, это фундаментальная, глубокая и таинственная основа мирового строя человеческой жизни. Быть нравственным - это значит предпочитать и избирать достойный способ существования, то есть осуществлять принцип, гарантирующий порядок в собственной душе и в окружающем мире по образцу того порядка, который мы видим в устройстве и закономерностях физической Вселенной.
Правовые и этические нормы, характерные для структур как патриархальных, так и новых обществ и выполняющие функции регуляции человеческих отношений на самых различных уровнях личной и общественной жизни, представляют собой не что иное, как видимое проявление и конкретное обнаружение естественного нравственного закона. Основными источниками учения Церкви о естественном нравственном законе являются Божественное Откровение и патриотическая письменность, а также памятники церковного права.
Естественный нравственный закон в учении святого апостола Павла.
Многие исследователи Нового Завета задавали вопрос: действительно ли фрагмент из Послания к римлянам (Рим. 2:14-15) указывает на учение о естественном нравственном законе? Этот очень важный фрагмент нуждается в том, чтобы его процитировать: “Когда язычники, не имеющие закона, по природе законное делают, то, не имея закона, они сами себе закон: они показывают, что дело закона у них написано в сердцах.»
Некоторые протестантские ученые ставят под сомнение ценность этого текста в качестве библейского основания учения о естественном нравственном законе. Вот почему необходимо очень тщательно исследовать содержание этого фрагмента.
Здесь также возникает вопрос о влиянии стоической философии на мысль апостола Павла. Использовал ли апостол Павел распространенное в его время стоическое учение, чтобы доказать содержащееся в данном фрагменте свое положение? Или учение о естественном нравственном законе является настолько существенным моментом в благовестии апостола Павла, что оно все равно было бы преподано, если бы даже и не существовало о нем никакого философского учения?
Итак, мы должны приблизиться к пониманию этого фрагмента. Прежде всего следует иметь в виду, что основной темой Послания к римлянам является абсолютная необходимость веры для оправдания человека перед Богом.
Первый важный тезис, который апостол Павел стремится установить, - это то, что все люди, независимо от их убеждений, имеют нужду в оправдании через Иисуса Христа. Апостол Павел говорит о всех людях вообще, о гневе Божием за совершенную людьми несправедливость, о всеобщей виновности людей перед Богом, ибо никто не может оправдаться тем, что не знал, как поступать в своей жизни, и тем, что не знал о будущем Божественном воздаянии и наказании за совершенные дела, поскольку Бог через Свое творение явил Свое могущество и присутствие в мире. Нечестивые остаются без оправдания, потому что, несмотря на возможность познать Бога и поступать в соответствии с этим знанием, прославляя и благодаря Бога, они отвратились от знания о Боге и с омраченным разумом добровольно вверглись во мрак неверия. Результатом этого отвержения естественного знания о Боге явилось то, что они лишились Его Божественной помощи и присутствия, сделались неспособными выполнить свое предназначение в жизни и подверглись нравственному падению. Их вина за отвержение Бога усугубляется тем фактом, что они знают о том, что Бог определил наказание за беззакония и что они рано или поздно понесут за них достойное возмездие.
Таким образом, в учении апостола Павла о естественном нравственном законе можно выделить следующие основные положения. Естественный нравственный закон дан Богом и является общим достоянием всех людей.
Это закон разума, ориентирующий каждого человека в выборе добра. Знание добра имеет не просто теоретический характер, но и внутренне обязывающую силу.

Все люди ответственны за нарушение требований нравственного закона и знают, что неповиновение закону влечет за собой будущее возмездие.
Предположение о том, что идея естественного нравственного закона пришла к апостолу Павлу из философской культуры его времени через посредство стоической школы, не может быть принято как вполне несомненное и общепризнанное. Во всяком случае, следует указать на существенное различие в учении о естественном нравственном законе в стоической философии и в благовести апостола Павла. Это различие определяется, прежде всего, тем огромным расхождением, какое существует между пантеизмом стоиков, для которых Бог и Божественный закон неотделимы от природы, и монотеизмом святого апостола Павла, для которого Бог является Творцом и Законодателем. Поэтому можно утверждать, что учение апостола Павла о естественном нравственном законе является выводом из его богословского умозрения, представляет собой один из аспектов его благовестия и по существу не зависит от стоической философии.
Естественный нравственный закон в учении отцов Церкви.
Православный Восток связывал учение о естественном нравственном законе с глубоким христианским опытом. Здесь всегда имелась в виду цель спасения и обожения человека. Среди христианских апологетов особого внимания заслуживает свидетельство Афинагора, который пишет, что Бог сотворил человека из бессмертной души и тела и дал ему разум и внутренний закон для сохранения всего того, что было дано человеку Богом как нечто необходимое для его существования и жизни.
Отцом учения о естественном нравственном законе следует считать святого Иустина Философа. Святой Иустин учит о Христе как Предвечном Логосе. Человеческий разум и нравственная мудрость имеют свое начало во Христе. Основное положение учения святого Иустина состоит в том, что Бог сотворил человека способным избирать истину и поступать справедливо. Свой взгляд на естественный нравственный закон святой Иустин Философ яснее всего излагает в “Разговоре с Трифоном-иудеем.” “Бог установил то, что всегда и везде является справедливым, и любой народ знает, что блудодеяние, супружеская измена, убийство и тому подобное есть грех. И всякий человек, совершающий такие дела, не может освободиться от мысли, что совершает беззаконие, за исключением людей, одержимых нечистым духом или испорченных плохим воспитанием и привычками.”
Другой представитель ранней патристики - святой Ириней Лионский говорит, что при творении Бог вложил в человека восприятие нравственного закона: Он дал ему знание добра и зла, и это знание состоит в том, чтобы верить и повиноваться Богу и исполнять Его заповеди.
Климент Александрийский, следуя святому Иустину Мученику, стремится обогатить христианскую мысль всеми достижениями греческой философии. Он отмечает, что знание добра и зла достигается человеком посредством естественного закона, данного Богом: “От Бога закон природы и закон Откровения, которые составляют нечто одно.”
Ориген, рассматривая человека как образ Божий, выделяет способность человека правильно поступать. Согласно Оригену, эта способность присуща человеку, благодаря установленному Богом естественному закону.
Замечательные рассуждения о естественном нравственном законе мы находим у Тертуллиана. Он пишет: “Итак, прежде Моисеева Закона, написанного на каменных скрижалях, я утверждаю, существовал неписаный закон, который обыкновенно понимался естественным образом и соблюдался предками.”
Тертуллиан говорит, что естественный нравственный закон является общим для всего человечества, и учит, что все совершенное человеком против природы должно заслужить осуждение среди людей, как нечто позорное и ужасное. На вопрос язычников, что такое закон, Тертуллиан отвечает: “Вы спрашиваете о законе Божием - он общий для всего человечества и высечен на скрижалях нашей природы, на которые указывает апостол.”
Святой Мефодий Олимпский в своей теодицее “О Воскресении” ссылается на естественный нравственный закон, который побуждает наши мысли к добру.
Таким образом, еще в доникейский период мы встречаем со стороны отцов и церковных писателей признание естественного нравственного закона. Следует, однако, упомянуть об отцах более позднего периода, чтобы сделать вывод о том, что представление о естественном нравственном законе было четко определено патристической мыслью.
Епископ Евсевий Кесарийский учит: “Создатель всего сущего дал каждой душе естественный нравственный закон в помощника и союзника в деле совершения тех дел, которые нужно исполнять.”
Святой Афанасий Великий говорит об оправдании древних праведников через естественный закон.
Святой Григорий Богослов пишет: “Бог дал нам пророков прежде всякого закона, и даже прежде них Он дал неписаный естественный закон, следящий за исполнением того, что следует исполнять.”
Святой Василий Великий в своем “Шестодневе” высказывает мысль, что всеобщий порядок и гармония в сотворенном мире есть прообраз порядка в человеческой жизни.
О естественном нравственном законе говорят святой Кирилл Александрийский, блаженный Феодорит, святой Максим Исповедник, но наиболее полно из всех восточных отцов высказался святитель Иоанн Златоуст. Для него закон природы - это истинный закон и любой другой закон, который ему противоречит, следует считать ложным. Закон природы всеобщ и вечен, он является нравственным руководителем человечества: “Бог вложил в человека врожденный закон, который управляет человеком, как капитан кораблем или как наездник лошадью.”
Таким образом, патриотическая традиция рассматривает естественный нравственный закон как универсальную основу нравственной жизни человека и общества.” Можно сказать, что отцы и христианские писатели Восточной и Западной Церквей патриотического периода проповедовали нравственность естественного закона. При этом естественный нравственный закон понимался не иначе как в свете истины Божественного Откровения и тесно связывался со всем христианским опытом.
Содержание естественного нравственного закона.
Мы уже указали на неоспоримые свидетельства святоотеческого учения, убеждающие нас в существовании естественного нравственного закона. Тем не менее представляется весьма трудной задачей определение действительного содержания естественного нравственного закона как универсального начали общечеловеческой нравственности. Признавая естественный нравственный закон в качестве всеобщего фундаментального этического принципа, мы в то же время не можем не замечать большого разнообразия кодексов морали, характерных для нравственных культур различных древних и новых обществ. Отсюда следует, что определение содержания естественного нравственного закона сводится к нахождению общего знаменателя, составляющего неотъемлемый элемент среди всего разнообразия нравственных норм. Так, из приведенного нами свидетельства святого Иустина Философа следует, что конкретное содержание естественного нравственного закона сводится к требованиям, которыми запрещаются убийство, прелюбодеяние и другие нравственные преступления и которые признаются в качестве необходимых нравственных предписаний в жизни различных народов. Становится вполне очевидным, что существует один общий источник, в свете которого вырабатываются правила и нравственные предписания, составляющие этическую основу личной и общественной жизни и выражающие заранее предустановленное соответствие между абсолютными требованиями нравственного закона и нравственным сознанием человека (Втор. 30:14). Поэтому в целом патриотическая традиция отождествляет содержание естественного нравственного закона с десятью заповедями Ветхого Завета. Сопоставляя естественный закон с законом, записанным на скрижалях, отцы Церкви указывают на существующую между ними внутреннюю связь. В библейском и нравственном богословии можно считать прочно утвердившимся мнение о том, что Богооткровенный закон раскрывает и конкретизирует содержание естественного нравственного закона. В предельно обобщенной форме эта мысль выражена Климентом Александрийским: “От Бога закон природы и закон Откровения, которые составляют нечто одно.” О том, что содержание естественного нравственного закона тождественно нравственным предписаниям Ветхого Завета, говорит еще одно немаловажное обстоятельство. Изучение мировых религий убеждает нас в том, что в плане человеческих взаимоотношений ни одна религия не проповедует ничего, что могло бы противоречить Десятословию.
Таким образом, содержание естественного нравственного закона совпадает с основными понятиями, присущими нравственному сознанию каждого народа. В процессе культурно-исторического развития естественный нравственный закон облекался в те различные конкретные формы выражения, в которых открывалось его действительное содержание.
Теории нравственной санкции.
Проблема происхождения естественного нравственного закона сводится к основному вопросу: кто является законодателем в области нравственности? Кем нравственные нормы установлены и санкционированы?
Существующие теории нравственной санкции - психологическая, социально-апробативная (одобрительная) и теологическая - по-разному отвечают на этот вопрос.
Психологическая теория нравственной санкции, или теория нравственного чувства, ведет свое начало от английской философии XVII-XVIII веков (Смит, Юм) и имеет распространение в современной западной этике. Согласно этой теории, содержание понятий добра и зла, на основании которых человек вырабатывает принципы и нормы поведения и оценивает поступки людей, определяется особыми чувствами одобрения или осуждения, коренящимися в природе человеческой психики. Все нравственные предписания выражают поэтому лишь субъективные эмоции человека. Нравственные чувства, на основании которых делаются те или иные нравственные предписания и оценки, могут пониматься по-разному: как врожденные и как приобретенные в процессе воспитания. Если нравственное чувство признается врожденным, соответствующая нравственная санкция носит безусловный характер. Если же нравственное чувство признается приобретенным в процессе воспитания, нравственная санкция носит лишь относительный характер.
Социально-апробативная теория нравственной санкции была сформулирована на рубеже ХIX-ХХ веков французскими социологами (Дюркгейм, Леви-Брюль). В этой теории подвергнуты критике традиционные представления о том, что моральные понятия людей несут в себе какое-то объективное содержание. Согласно этой теории, значение понятий добра и зла сводится к тому, что одни поступки общество одобряет, а другие осуждает. Следовательно, в понятиях добра и зла выражена только лишь санкция общества и ничего более. Однако такое понимание нравственности указывает лишь на авторитет общества в вопросах морали, но отнюдь не раскрывает вопроса происхождения и природы нравственного закона.
На примерах психологической и социально-апробативной теории нравственной санкции мы видим, что развитие этической мысли через попытки сознательного или бессознательного отторжения естественного нравственного закона от его Творца привело к той черте, за которой естественные нравственные нормы утратили свой категорический и абсолютный характер.
Теологическая теория нравственного закона, или теория Божественной санкции, исходит из общей посылки христианской этики, согласно которой абсолютным законодателем в области нравственности является Бог. Нравственные нормы установлены и освящены Богом и потому имеют объективный и безусловный характер. Бог сотворил человека и все, что его окружает, таким образом, что одни виды поступков соответствуют человеческому достоинству и благу, другие - нет. Бог наделил человека способностью познавать добро и делать выбор между добром и злом. Свободно избирая добро или зло, человек, по внутреннему свидетельству своего религиозного сознания, удостоверяется в том, что он выполняет или нарушает требования Божественного закона, которым утверждены нравственные устои жизни и определены нравственные границы его отношения ко всему универсуму бытия.
В теории Божественной санкции мы находим, во-первых, объективное и безусловное признание добра и, следовательно, объективное и безусловное признание нравственных норм; во-вторых, четко обозначенное различие в выборе добра и зла, то есть в соблюдении или нарушении требований нравственного закона; в-третьих, и это самое главное, сознание личной ответственности перед Богом за совершенный нравственный выбор. В свете теологической теории, устанавливающей трансцендентный источник нравственных норм, становится ясным, почему категорический характер нравственной санкции вырастает именно из ее кажущейся условности и относительности.
Автономная этика.
Призыв человека к самостоятельности, или автономии, характеризует философскую и этическую мысль нового времени. Понятие автономии было введено в философию И. Кантом, который заимствовал его из области институционного (социального) самоопределения и перенес на уровень основополагающего человеческого притязания. Автономия означает возможность и задачу человека, как разумного существа, самоопределяться и поступать в соответствии с законом, данным самому себе. Основная черта в стремлении к автономии заключается в признании собственного разума единственным законодателем в области нравственности. Кант и вслед за ним идеалистическая философия своим “коперниковским переворотом” обратили этическую мысль к человеческой субъективности. Сущее стало пониматься теперь не как универсальное целое, но как противоположность конечной человеческой субъективности. Автономии “природы” была противопоставлена автономия субъективного разума. В полемике со взглядами французских материалистов, пытавшихся вывести мораль из “природы” человека, Кант основывал нравственность на рациональном элементе в человеке. Признав несостоятельность опытного обоснования нравственного закона из “природы,” Кант пришел к необходимости его априорного, то есть доопытного, объяснения из разума. Согласно Канту, нравственный закон есть продукт априорной деятельности чистого разума. Моральный закон, говорит Кант, дан как бы в качестве факта чистого разума, который мы сознаем априорно (спонтанно, без доказательств) и который никаким опытом подтвержден и доказан быть не может. Разум дает самому себе закон, но каким образом разум выводит из себя этот всеобщий закон - это, согласно Канту, недоступно для человеческого познания, это - непроницаемая тайна. Ту безусловную и абсолютную форму, в которой разум изрекает нравственный закон, Кант назвал “категорическим императивом.” Категорический императив Канта - основной закон его этики. Он имеет две формулировки.
“…Поступай только согласно такой максиме, руководствуясь которой ты в то же время можешь пожелать, чтобы она стала всеобщим законом.” “…Поступай так, чтобы ты всегда относился к человечеству и в своем лице, и в лице всякого другого так же, как к цели, и никогда не относился бы к нему только как к средству.”
Согласно Канту, категорический императив является всеобщим обязательным принципом, которым должны руководствоваться все люди, независимо от их происхождения и положения. Кант понимает этот императив, в котором выражено безусловное долженствование, как априорную практическую формулировку. Свобода и автономия при этом становятся постулатами, которые выдвигает нравственный закон.
По мнению Канта, автономия - надежная опора чистоты нравственности: человек должен делать добро не из чувства сострадания и любви, а из уважения к нравственному закону и его требованиям. Однако в действительности этическая концепция Канта остается справедливой лишь в сфере отвлеченного разума. Этот разум действует по эту сторону бытия и не способен выйти за пределы этого мира. Он не способен углубиться в тайну смысла человеческого существования и только скользит по поверхности мира явлений. Этот разум заключен в пределах своих собственных возможностей и подчинен закону, который является продуктом этого же разума. Постулируя автономию нравственного закона как “факт чистого разума,” Кант не смог дать для объяснения этого закона метафизическое обоснование. Категорический императив Канта означает отказ человеческого разума от собственного идеального принципа, с тем, чтобы этот принцип поставить вне себя и выше себя как нечто трансцендентное и требующее безусловного повиновения со стороны “практического” разума. Прислушиваясь к голосу практического разума, человек должен следовать требованиям нравственного закона.
Естественный нравственный закон и православная этика.
Как бы высоко мы ни ставили естественный нравственный закон, мы должны признать, что он указывает лишь на самый элементарный уровень нравственности и есть нечто вроде этики, приведенной к общему знаменателю. Христианам нет необходимости прибегать к естественному нравственному закону, имея более высокую и более совершенную этику в Евангелии. С точки зрения евангельской этики, мы не можем назвать человека нравственно совершенным, основываясь только лишь на том, что он - не убийца, не прелюбодей и не вор. Все наши представления и утверждения о добре и зле, о правильном и неправильном должны оцениваться в свете восточного православного богословия с его учением о личном спасении и обожении как главной цели назначения человека. Тем не менее в стремлении к нравственному совершенству и обожению мы не можем отбросить ни естественный нравственный закон, ни тождественный ему Богооткровенный ветхозаветный закон, так как традиция Церкви в ее историческом развитии, утверждая евангельскую этику, не исключала совершенно нравственного значения учения Ветхого Завета. Господь Иисус Христос часто напоминает о законе, данном в Ветхом Завете. Апостол Павел утверждает, что “закон свят, и заповедь свята, и праведна, и добра” (Рим. 7:12). Святые отцы Церкви заявляют о том, что желающий жить по Евангелию обязан соблюдать все заповеди. Святитель Григорий Палама в кратком очерке о заповедях Десятословия говорит: “Таким образом, соблюдая их всей своей силой и живя ими, ты заложишь в свою душу сокровище благочестия и будешь угоден Богу.”
Святой Симеон Новый Богослов, говоря о том, как душа соединяется с Богом, пишет: “…Сияние благодати устанавливается в нас только после того, как соблюдены заповеди и достигнуты добродетели.”
Таким образом, требования естественного нравственного закона и заповеди Ветхого Завета следует понимать как выражение такого стиля жизни и поведения, который ведет человека к исполнению его божественного предназначения. Предъявляемые к человеку нравственные требования постоянно совершенствуются и возвышаются. Примечательно, что апостол Павел указывает не только на необходимость исполнения нравственного закона, но и сам дает христианским общинам множество новых заповедей и указаний. Святые отцы Церкви, осуществляя руководство христианской жизнью, продолжали эту традицию, оставив нам в наследие духовно-нравственные наставления.
Все нравственные нормы и принципы, какими располагает Церковь, никогда не рассматривались как стремление научить человека приспособиться к внешним формам поведения. Они всегда заключали в себе цель руководства к личному нравственному совершенству, спасению и обожению.

Внутренние, духовные качества человека, основанные на идеалах добра, которые проявляются в отношении к другим людям, называются нравственностью.

Нравственность

В современном обществе зачастую высоко ценятся такие человеческие качества, как внешняя красота, ум, мудрость, знания, сообразительность, различные таланты, физическая сила, ловкость.

Но без нравственности самые добрые, на первый взгляд, качества и таланты могут принести самому человеку вред, а окружающим людям — зло.

Могу привести часто встречающийся в жизни простой пример, когда умного, талантливого и образованного человека посещает такая страсть, как «гордость и надменность». Находясь во власти этих страстей, он очень во многом навредит себе и людям. А если при этом данный человек не будет иметь подлинно духовных нравственных качеств и простейших знаний духовной жизни, то долго будет разбираться в последствиях.

Итак, нравственность человека — это лучшее его украшение. Ведь именно состояние души раскрывает человеческую мимику, взгляд, голос.

Нравственная жизнь доставляет человеку истинное счастье, поскольку наличие нравственности в душе человека указывает на существование нравственных законов.

Истинные христиане имеют идеальный образ человека, нравственности и любви в лице Господа нашего Иисуса Христа. Вся Его земная жизнь прошла в благодеяниях, служении ближним, и к этому совершенству он призывает людей: «Будьте совершенны, как Отец ваш Небесный (МФ. 5, 48).

Христианская нравственность — это те качества человека, которые сближают его с Богом, христианская нравственность это жизнь во Христе, сознательное исполнение человеком заповедей Христа Спасителя. А учение о христианской нравственности — это «учение о постепенном перевоспитании себя в более лучшего человека: доброго, мягкого, отзывчивого» (Митрополит Антоний (Храповицкий) .

Нравственный закон - закон Божий.

Нравственный Закон — это внутренний закон, присущий нашей душе, который указывает человеку, что такое добро и что такое зло. Как поступать следует, а как нет.

Каждый человек имеет способность с младенческого возраста различать добро и зло. И по умолчанию каждый человек имеет устойчивое влечение к добру, оно дано человеку при рождении от Бога, и это есть Дар Божий. Образ Божий в душе человека и вызывает в нем потребность поступать нравственно.

Источником нравственного закона является сам Творец — Бог.

Рамки нравственного закона определены Богом в виде заповедей.

Заповеди — это правила жизни, данные Богом человеку. Человек имеет полную свободу, которую даровал ему Бог, и человек сам решает, исполнять их или нет. Смысл заповедей заключается в ограждении человека от опасных и вредных для него поступков.

Так же, как всеобщие и неизменные физические законы действуют в природе для всех, так и всеобщий и неизменный нравственный закон действует в человеческом обществе, он един для всех людей и распространяется на все обстоятельства жизни: личной, семейной, общественной.

Там, где нарушаются Законы Божии, неизбежны различные нестроения, ссоры, вражда, зависть, ненависть, злоба.