Развитие речевого мышления. Связь мышления и речи Связь развития мышления с развитием речи

«Слово--это средство общения, поэтому оно входит в состав речи. Будучи лишенным значения, слово уже не относится ни к мысли, ни к речи; обретая свое значение, оно сразу же становится органической частью и того и другого. Именно в значении слова, говорит Л. С. Выготский, завязан узел того единства, которое именуется речевым мышлением».

Однако мышление и речь имеют разные генетические корни. Первоначально они выполняли различные функции и развивались отдельно. Исходной функцией речи была коммуникативная функция. Сама речь как средство общения возникла в силу необходимости разделения и координации действий людей в процессе совместного труда. Вместе с тем при словесном общении содержание, передаваемое речью, относится к определенному классу явлений и, следовательно, уже тем самым предполагает их обобщенное отражение, т. е. факт мышления. Вместе с тем такой прием общения, как указательный жест, никакого обобщения в себе не несет и поэтому к мысли не относится.

В свою очередь есть виды мышления, которые не связаны с речью, например, наглядно-действенное, или практическое, мышление у животных. У маленьких детей и у высших животных обнаруживаются своеобразные средства коммуникации, не связанные с мышлением. Это выразительные движения, жесты, мимика, отражающие внутренние состояния живого существа, но не являющиеся знаком или обобщением. В филогенезе мышления и речи отчетливо вырисовывается доречевая фаза в развитии мышления и доинтеллектуальная фаза в развитии речи.

Л. С. Выготский полагал, что в возрасте примерно около 2 лет, т. е. в том. который Ж. Пиаже обозначил как начало следующей за сенсомоторным интеллектом стадии дооперационного мышления, в отношениях между мышлением и речью наступает критический, переломный момент: речь начинает становиться интеллектуализированной, а мышление -- речевым.

Признаками наступления этого перелома в развитии обеих функций являются быстрое и активное расширение ребенком своего словарного запаса (он начинает часто задавать взрослым вопрос: как это называется?) и столь же быстрое, скачкообразное увеличение коммуникативного словаря. Ребенок как бы впервые открывает для себя символическую функцию речи и обнаруживает понимание того, что за словом как средством общения на самом деле лежит обобщение, и пользуется им как для коммуникации, так и для решения задач. Одним и тем же словом он начинает называть разные предметы, и это есть прямое доказательство того, что ребенок усваивает понятия. Решая какие-либо интеллектуальные задачи, он начинает рассуждать вслух, а это, в свою очередь, признак того, что он использует речь уже и как средство мышления, а не только общения. Практически доступным для ребенка становится значение слова как таковое.

Но эти факты есть признаки только лишь начала настоящего усвоения понятий и их использования в процессе мышления и в речи. Далее этот процесс, углубляясь, продолжается еще в течение достаточно длительного времени, вплоть до подросткового возраста. Настоящее усвоение научных понятий ребенком происходит относительно поздно, примерно к тому времени, к которому Ж. Пиаже от стадии формальных операций, т. е. к среднему возрасту от 11--12 до 14--15 лет. Следовательно, весь период развития понятийного мышления занимает в жизни человека около 10 лет. Все эти годы интенсивной умственной работы и учебных занятий уходят на усвоение ребенком важнейшей для развития как интеллекта, так и всех других психических функций и личности в целом категории понятия.

«Первое слово ребенка по своему значению как целая фраза. То, что взрослый выразил бы в развернутом предложении, ребенок передает одним словом. В развитии семантической (смысловой) стороны речи ребенок начинает с целого предложения и только затем переходит к использованию частых смысловых единиц, так и как отдельные слова. В начальный и конечный моменты развитие семантической и физической (звучащей) сторон речи идет разными как бы противоположными путями. Смысловая сторона речи разрабатывается от целого к части, в то время как физическая ее сторона развивается от части к целому, от слова к предложению».

Грамматика в становлении речи ребенка несколько опережает логику. Он раньше овладевает в речи союзами «потому что», «несмотря на», «так как», «хотя», чем смысловыми высказываниями соответствующими им. Это значит, писал Л. С. Выготский, что движение семантики и звучания слова в овладении сложными синтаксическими структурами не совпадают в развитии. смысловой мышление речь высказывание

Еще более отчетливо это несовпадение выступает в функционировании развитой мысли: далеко не всегда грамматическое и логическое содержание предложения идентичны. Даже на высшем уровне развития мышления и речи, когда ребенок овладевает понятиями, происходит лишь частичное их слияние.

Я рисую слово, я рисую мысли
Речь ребёнка от года до 2 лет - это повторение слогов и слов, то есть, эхолалия. Ребёнок сначала повторяет их ради удовольствия, без целенаправленности и не пытаясь вызвать ответ. До этого момента большинство родителей не подозревают, что у детей может быть задержка речевого развития. У большинства детей к двум годам появляется монологическая речь, эти дети говорят короткими фразами из 2-3 слов. К 2,5 годам внимательные родители начинают обращать внимание, что «наш-то по-прежнему только «мама» и «папа» выговаривает, а соседская Машенька уже стишки Барто наизусть шпарит»… Бывает и по-другому. Ребёнок заговорил, и понимает абсолютно всё, но вот его речь в пять лет состоит из коротких рубленых фраз. Так почему же ему ставят не задержка речевого, а психоречевого развития? Дело в том, что задержка речевого развития- это не проблемы с произношением, как ошибочно думают дилетанты-родители. Ребёнок в пять лет, по норме, может не выговаривать 10-13 звуков. Развитие речи тесно связано с развитием мышления.

Часто к нам в студию «Арлекин» приводят ребёнка, и мама с порога заявляет «научите говорить». Начинаются занятия. Но проходит месяц, два, и мама возмущённо заявляет: «зачем вы учите ребёнка всем этим глупостям - кубики, рисование каких-то там цветочков и усов котам. Я же для развития РЕЧИ его приводила!?» Почему-то в головах родителей складывается ошибочное мнение, что речь можно развивать, не развивая мышление.

Мысль не может ни возникнуть, ни протекать, ни существовать вне языка, вне речи. Мы мыслим словами, которые произносим вслух или проговариваем про себя, т.е. мышление происходит в речевой форме. Люди, одинаково хорошо владеющие несколькими языками, совершенно четко осознают, на каком языке они мыслят в каждый данный момент. В речи мысль не только формулируется, но и формируется, развивается.
Специальными приборами можно зарегистрировать скрытые речевые (артикуляционные) микродвижения губ, языка, гортани, всегда сопровождающие мыслительную деятельность человека, например, при решении различного рода задач. Только глухонемые от рождения люди, не владеющие даже кинетической («ручной») речью, мыслят на основе образов.

Поскольку речь является формой существования мысли, между речью и мышлением существует единство. Слово - это не ярлык, наклеенный в качестве индивидуального названия на отдельный предмет. Оно всегда характеризует предмет или явление, обозначаемое им, то есть слово - это продукт мышления.

Как же родители могут воздействовать на развитие связки речь-мышление?

Посмотрим на это с позиции… рисунка ребёнка. Представим, что Ребёнок видит кошку, сидящую на снегу.

Двухлетний ребёнок говорит: «Киса - мяу-мяу! Киса бай-бай»
Двухлетний ребёнок просто констатирует факт - озвучивает, что видит. Ребёнок ни к кому не обращается, не пытается вызвать ответную реакцию. Если взрослый хочет наладить диалог, то ведущая роль - у взрослого. Ребёнок проговаривает имеющиеся знания, не делая логических связок: вот кошка. Кошка говорит мяу-мяу. И в его облегчённой речи эта часть озвучивания ситуации выглядит как «киса - мяу-мяу!». Ребёнок пока ещё упрощает то, что видит: кошка лежит, значит, она спит. Вот вам и «киса - бай-бай».

Если ребёнка попросить нарисовать кошку, то это будет, беспорядочное смешение линий, в которых ничего нельзя угадать, потому что у ребёнка мышление ещё не видит связки, только учится анализировать. Разбитие картинки на детали, поиск взаимосвязей - это ещё не то, что может двухлетний малыш. Развивая речь и мышление ребёнка, можно говорить с ним, заниматься по пособиям, а можно… рисовать!

Покажите кошку, обратите внимание на детали, которые из-за недостаточной развитости мышления ускользнули от ребёнка. Помогите ребёнку нарисовать пальчиковыми красками круглый животик, пальцами поставить тполосочки на теле кошки, фломастером нарисовать усы. Сделайте из пластилина глазки, соберите пальцы ребёнка в щепотку и пальчиковой краской ставьте на листе отпечатки - это кошка бежит по снегу - топ-топ-топ. Снег - брррр, холодный! Кошечка замёрзла. Вырежьте из цветной бумаги листик (это будет одеялко) и укройте киску на рисунке. Скажи киске - «бай-бай, спи, киска!»

Аналогично можно каждый день выбирать какой-то предмет и рисовать, развивая понятие ребёнка цветов, формы, природных явлений и остального. Так через первичное рисование будет развиваться и мышление, и речь.

Трёхлетний ребёнок говорит: "Мама, смотри, киса лежит. Красивая киса, чёрная. Она гуляет".
Речь ребёнка в 3 года грамматически более насыщена, она уже имеет направленность - обратить внимание другого человека на событие. Однако ребёнок ещё по уровню психического развития не готов вступать в обсуждения и делать сложные логические выводы. Он их делает сам и сообщает. Но некоторые логические связки уже производятся - хотя кошка лежит, это для трёхлетки уже не означает, что она спит, ведь у кошки поднята голова и раскрыты глаза. Пока ещё такие выводы не всегда логичны.

У ребёнка всё просто - если кошка не спит, значит, гуляет. При этом употребление связующих наречий вроде «потому что» встречается в этом возрасте ещё не всегда, так как употребление таких связок требует развитой связи между полушариями мозга хорошее логическое мышление. Если мама не согласится с ребёнком, предложив своё рассмотрение ситуации, например, скажет, что кошка ждёт тут свою хозяйку, ребёнок, скорее всего, согласится. Мыслительный процесс ещё очень мобилен, а речевое недоразвитие не позволяет отстаивать своё мнение. Проще согласиться.

С точки зрения творческого подхода в норме в этом возрасте начинается время «головоногов». Поэтому киса может быть похожа на колобок с множеством пап и хвостом. Ребёнок уже учится анализу и синтезу. Теперь он улавливает, что предметы могут дробиться на составляющие части (у кошки есть лапы, хвост, усы), а также может сделать синтез - из частей попытаться составить целое. Именно сейчас пришло время предложить ребёнку первые паззлы, сборные из частей конструкторы.

Особенность мышления, так ярко проявившаяся в рисовании - в предметах, так и в обращённой к нему речи, ребёнок видит только отдельные детали, а не всю картину. Поэтому и о том, что перед нами на рисунке о кошке можно догадаться только по отдельным признакам вроде хвоста.
Если вы выбрали художественно-эстетический метод развития ребёнка, пришло время познакомить вашего малыша с ориентацией в пространстве (кошка сидит на снегу ПОД деревом), начать учить сравнивать предметы (кошка маленькая, а девочка рядом- большая. Куст низкий, а дерево- высокое. Можно углубить знания цветовой палитры - голубой, розовый. На рисунке могут проявиться и математические познания - кошка на рисунке ОДНА, а снежинок из пайеток можно наклеить МНОГО.

Четырёх-пятилетка говорит: «Смотри, мама, какая красивая чёрная кошка! Она лежит, потому что гуляла и устала. Мама, а у кисы лапки не мёрзнут?»
В этом возрасте в норме ребёнок уже не просто говорит, фиксируя факты, а делает обобщения и логические выводы. И, если не может найти простого решения, спрашивает у собеседника. Это время «почемучки», ребёнок ежеминутно расширяет свои познания и словарный запас.
Мышление ребёнка осваивает логику.. Если вы развивали творческое мышление ребёнка, ему гораздо проще, чем остальным детям освоить этот этап развития. Теперь ребёнок учится делать отвлечённые выводы.

Теперь ребёнок может представить какой-то предмет, не видя его. Так, посмотрев на прозрачный лёд, прозрачный стакан и стекло, ребёнок сделает вывод, что такое «прозрачность». И когда вы в сказке прочитаете ему про «прозрачные крылышки», которые подарили эльфы Дюймовочке, в голове ребёнка возникнет конкретный образ этих крыльев.

Именно в этом возрасте, когда смотришь на детей, становится ясным, чьи родители сделали упор на суперинтеллектуальное развитие (счёт, чтение с пелёнок и т.д.), а чьи - на развитие мышления ребёнка в целом. В возрасте 5 лет наиболее развитыми оказываются именно те дети, с которыми не забывали заниматься творчеством. Посудите сами - у них развита мелкая моторика (они рисовали и лепили), развито объёмное и плоскостное видение мира, простимулировано развитие межполушарных связей благодаря работе с ножницами и пластилинографии. Им проще даётся математика, так как у них более чёткое представление о дроблении на части, о пространственной ориентации. Интересное наблюдение - если сравнить в группе детей, с которыми читали с пелёнок, делали задания по пособиям с упором на математику или чтение, и детей, которых развивали через творчество, то выяснится, что «творческие» дети более усидчивы, чем «суперинтеллектуалы», у них выше концентрация внимания, они внимательны к деталям. Если существует разница в познаниях, «творческие» дети быстро преодолевают этот разрыв и начинают заметно опережать детей из группы «суперинтеллектуалов».

Следуя за развитием мышления, речь ребёнка в возрасте 4,5-5 лет делает резкий скачок - появляются сложносочинённые и сложноподчинённые фразы, ребёнок использует в речи союз «потому что». Теперь ребёнок не просто сообщает что-то, а тут же делится выводами или своими знаниями, логическими причинно-следственными связками, пусть даже и не совсем верными. И именно в это время родители любят записывать за малышом его «перлы».

При нормальном развитии, в этом же возрасте мышление ребёнка наконец-то начинает лавинообразно соединять все знания, накопленные до сих пор. Ребёнок усваивает причинно-следственные связи, и его речь становится похожей на ходячую энциклопедию. Несмотря на это, в речи ребёнка часто встречаются многочисленные противоречия и объяснения одного и того же факта по-разному. Ребёнок в мышлении ещё не придерживается общих законов, он, скорее, оперирует частными объяснениями каждого факта наряду с иными частными объяснениями. Способности к обобщению и дедукции в этом возрасте ещё малоразвиты.

Однако мышление уже способно делать обобщения, что выражается не только в речи, но и в рисовании. Параметры нарисованной кошки вряд ли будут выдержаны, но кошка уже будет вполне угадываться по всем необходимым частям, вплоть до усов. Ребёнок может стараться придать картине эмоциональный характер. Например, с помощью когтей обозначить, что кошка сердитая, или с помощью нарисованного на шее кошки бантика подчеркнуть, что она домашняя. Но пока ещё ребёнок будет плохо отделять реальность от сказки и мыслить творчески примитивно. Например, чтобы изобразить добрую кошку, ребёнок нарисует кошке человеческую улыбку. А также кошка может быть изображена в юбке или сидящей за столом, как человек, или нереально бирюзового цвета. В этом возрасте дети эгоцентричны, им важнее донести до вас свою задумку в рисунке, а не нарисовать академически верный рисунок.

РАЗВИТИЕ РЕЧИ И МЫШЛЕНИЯ

Предмет, которому посвящена эта глава, - развитие речи и мышления, осо­бенно развитие высших форм мышления в детском возрасте, - трудный и слож­ный. Поэтому я позволю себе начать с наиболее простого - с наиболее извест­ных конкретных фактов, настолько элементарных, что боюсь заслужить упрек в чрезвычайном упрощении большой проблемы. Но я не вижу другого пути, чтобы приблизиться к огромному и сложному вопросу сразу с теоретической стороны.

Хочу начать с известного опыта - с попытки определить главнейшие этапы в развитии мышления ребенка по его рассказу по картинке. Известно, что при­ем, который предложил А. Бине и который широко использовал В. Штерн, чрез­вычайно прост и ясен. Берут простую картинку, на которой изображена, напри­мер, городская или крестьянская семья или узники в тюрьме, показывают кар­тинку ребенку 3,7, 12 лет и выясняют, как каждый из них описывает один и тот же сюжет. При этом исследователи говорят: поскольку всем детям дан один и тот же объект мышления, следовательно, мы вправе сказать, что мышление разви­вается на ранних главнейших этапах так, как обнаруживается в рассказе ребен­ка.

Известно также, какие выводы получаются из такого опыта. Кстати, это вы­воды, на которых строится многое в психологии мышления. Получается так, что дети раннего дошкольного возраста рассказывают картинку, называя отдельные предметы, отсюда делается вывод: дошкольник мыслит мир в качестве системы отдельных вещей и предметов. Школьник устанавливает уже некоторые простые действия, которые производят изображенные предметы пли лица, отсюда дела­ется вывод: школьник мыслит мир в качестве системы действующих предметов и людей. Наконец, мы знаем, что школьник старшего возраста переходит к ста­дии признаков, а потом к стадии отношений и воспринимает сложные отноше­ния между отдельными предметами. Отсюда делается вывод: школьник старшего возраста воспринимает мир как систему сложных отношений, в которых нахо­дятся друг с другом люди и вещи.

Центральный факт, имеющий основное значение для психологии мышле­ния, заключается в пересмотре тех положений, которые мы только что указали. Сомнения в значении тех данных, которые были получены в опыте с рассказом по картинкам, возникли давно, и необходимо было заронить эти сомнения у людей, которые подходят к вопросу чрезвычайно просто. В самом деле, что гово­рит опыт? Сначала ребенок воспринимает предметы, потом - действия, потом - отношения, т. е. связь вещей. Похоже ли это на самом деле на то, что мы знаем о развитии ребенка вообще? Попробуем продолжить этот ряд вниз, рассмотрим, как ребенок будет воспринимать картинку или мир в еще более раннем возрасте. Очевидно, он должен воспринимать не только предметы или вещи, но самые мельчайшие свойства и качества вещей, потому что сама вещь есть уже довольно сложная связь отдельных признаков и отношений.

Можно сказать прямо: все, что мы знаем о ребенке, противоречит, этому представлению. Все, что мы знаем о ребенке, говорит: ребенок раннего и дош­кольного возраста воспринимает вещи как отрезок действительности в чрезвы­чайно конкретной связности этих вещей. Начальное восприятие отдельных пред­метов, которое мы приписывали ребенку на основании опыта с картинкой, есть в действительности стадия более поздняя, возникающая в дальнейшем развитии ребенка, а все известное нам в развитии мышления у ребенка раннего возраста говорит в пользу того, что этот опыт, когда его продолжают, приводит каким-то чудом к превратным представлениям, т. е. как раз к обратному процессу развития мышления у ребенка.

Ребенок мыслит раньше целыми связными глыбами. Этот момент называют синкретизмом. Синкретизм - особенность детского мышления, дающая воз­можность ребенку мыслить целыми глыбами, не расчленяя и не отделяя один предмет от другого. Синкретический характер детского мышления, т. е. мышле­ния целыми ситуациями, целыми связными частями, настолько силен, что он держится еще в области словесного мышления у школьника и является преобра­зующей формой мышления у ребенка дошкольного возраста. Именно неумение выделить отдельную вещь, назвать ее особенно ярко сказывается на двух приме­рах, которые я заимствую у Ж. Пиаже.

Ребенка спрашивают: «Почему солнце греет?» Он отвечает: «Потому что оно желтое, потому что оно высокое, высоко держится». «Объяснить» для та­кого ребенка - значит привести ряд других фактов и свойств, впечатлений и наблюдений, которые непосредственно связаны с одним впечатлением, од­ним образом. Что солнце держится и не падает, что оно желтое, горячее, что около него облака - все то, что ребенок видит, связано вместе, он не отделяет одно от другого.

У ребенка более старшего возраста синкретизм вызывает смешение, т. е. со­единение всего со всем, что только соединяется во внешнем впечатлении. Это остается у ребенка школьного возраста в речи: ребенок движется такими синк­ретическими целыми. П. П. Блонский правильно называет это свойство бессвяз­ной связностью мышления. «Бессвязное» - это понятно: ведь ребенок мыслит, указывая, что солнце не падает, потому что оно горячее. Здесь многое кажется несвязным. Вместе с тем это правильно называется «связность», потому что ре­бенок связывает то, что мы - взрослые - обязательно расчленяем. Для него тот факт, что солнце желтое и что оно не падает, слито в одно впечатление, которое мы разделяем.

Таким образом, синкретизм заключается в бессвязной связности мышления, т. е. в преобладании связи субъективной, связи, возникающей из непосредствен­ного впечатления, над связностью объективной. Отсюда получается объективная бессвязность и субъективная всеобщая связность. Ребенок воспринимает так, что у него все связано со всем. Со стороны объективной это означает, что ребе­нок связь впечатлений принимает за связь вещей. То, что у ребенка выступает как связь впечатлений, он воспринимает как связь вещей. Что при этом проис­ходит в мозгу ребенка со стороны физиологической, относительно известно: это хорошо отражено у И. П. Павлова в интересном положении об иррадиации, т. е. первоначально разлитой, диффузной стадии возбуждения, которым сопровож­даются первые впечатления, вызывающие к жизни целый комплекс, связанный с этим впечатлением.

Как представляли себе психологи старого времени, психологи-субъективис­ты, развитие мышления? Они указывали, что состояние новорожденного ребенка можно представить как хаос каких-то ощущений, прежде всего хаос бес­связных вещей, потому что где же взяться связи, когда нет опыта? Ребенок никогда не видел предметов, скажем кровати, человека, стола, стула. Если фун­кционируют только органы чувств, то, естественно, у ребенка должен быть хаос представлений, смесь из теплого и сладкого, черного и желтого, разных несвяз­ных между собой ощущений и свойств предметов. Постепенно ощущения накап­ливаются, из отдельных ощущений складываются группы. Отсюда получаются вещи, затем вещи складываются в группы, и, наконец, ребенок переходит к восприятию мира.

Экспериментальные исследования показывают, однако, что дело происхо­дит как раз обратно. Ребенок раннего возраста воспринимает мир синкретически - целыми большими группами или ситуациями. Еще одно физиологическое со­ображение говорит в пользу этого.

И. П. Павлов изучал свойства так называемого комплекса раздражителей и показал, что комплекс известных раздражителей вызывает иное действие, чем каждый раздражитель, порознь взятый, отдельные раздражители или взятые рядом друг с другом. Сначала у Павлова в лаборатории начали работать с отдельными раздражителями, потом перешли к комплексу. Таким образом, в лабораторной практике сначала ставится эксперимент с отдельными раздражителями, потом с комплексом. А как происходит в жизни ребенка? Думаю, что сначала ребенок имеет дело с комплексом впечатлений и предметов, с ситуацией в целом. Ребен­ка кормит мать, значит, раздражителем является мать, ее одежда, лицо, голос;

то, что ребенка берут на руки, кладут в известную позу; сытость при кормлении;

затем ребенка укладывают спать. Это целая ситуация, которая развертывается перед ребенком. Поэтому Павлов говорит: если мы в лаборатории позже пришли к комплексу раздражителей, то в жизни, генетически, комплекс раздражителей для ребенка является первичным, ребенок сначала мыслит комплексом, потом отдельными вещами.

Однако легко видеть, что опыт с пониманием картинок говорит обратное.

Еще одно соображение фактического характера.

Опыт с применением картинок говорит, что ребенок 3 лет видит отдельные предметы, а ребенок более старшего возраста мыслит мир как систему действий. Выходит, если одну и ту же картину (предположим, «Узник в тюрьме») пока­зать трехлетнему ребенку, то это будет: «Человек, другой человек, окно, круж­ка, скамейка», а для дошкольника будет: «Человек сидит, другой человек смот­рит в окно, кружка стоит на скамье». А ведь мы знаем, что и трехлетний ребе­нок, и ребенок раннего возраста, наоборот, все расставленные фигуры, все предметы определяют по их функциям, т. е. определяют их через действия. Для ребенка именно они есть первичное. И когда мы доискиваемся начального, пер­вичного слова, то обнаруживаем, что это есть название действия, а не предмета;

ребенок раньше называет слово, обозначающее действие, чем слово, обознача­ющее предмет.

Подытоживая материал, мы приходим к выводу: создалось роковое противо­речие между развитием мышления, которое рисует рассказ по картинке, и всем тем, что мы знаем о развитии мышления в жизни. В обоих случаях отношения оказываются как бы перевернутыми. Любопытно, что все эти соображения про­веряются экспериментами и фактами. Можно взять тысячу детей и лишний раз доказать, что с картинкой дело происходит так. Это действительно факт неоспо­римый, но его надо иначе истолковать.

Сделаем одно из самых простых наблюдений, которое мы сумеем разъяснить и которое укажет путь к новому истолкованию.

Ребёнок рождается, не обладая мышлением. Познание окружающей действительности начинается с ощущения и восприятия отдельных конкретных предметов и явлений, образы которых сохраняются памятью.

На основе практического знакомства с действительностью, на основе непосредственного познания окружающего складывается у ребёнка мышление. Решающую роль в формировании мышления ребёнка играет развитие речи. Овладевая в процессе общения с окружающими людьми словами и грамматическими формами родного языка, ребёнок научается вместе с тем обобщать при помощи слова сходные явления, формулировать взаимоотношения, существующие между ними, рассуждает по поводу их особенностей и т. д.

Психологи (Л.С. Выготский, А.Н. Леонтьев, А.Р. Лурия, Л.И. Божович, П.Я. Гальперин) считают, что формирование мышления и речи происходит в процессе практической деятельности. Язык как средство общения людей - особый вид интеллектуальной деятельности.

Проблема взаимодействия речи и мышления всегда находилась в центре внимания психологических исследований. И здесь центральным моментом, по мнению Л.С. Выготского, является «отношение мысли к слову», так как с самых древних времён исследователи или отождествляли их, или полностью разъединяли. Он анализировал учение Ж. Пиаже, который считал, что речь ребенка раннего возраста эгоцентрична: она не выполняет коммуникативных функций, не служит целям сообщения и ничего не изменяет в деятельности ребенка, а это является символом незрелости детского мышления. К 7-8 годам эгоцентрическая речь свертывается, а затем исчезает. Л.С. Выготский показал в своих исследованиях, что на основе эгоцентрической речи возникает внутренняя речь ребенка, являющаяся основой его мышления .

В большинстве существующих в настоящее время подходов к периодизации этапов развития мышления принято считать, что начальный этап развития мышления человека связан с обобщениями. При этом первые обобщения ребенка неотделимы от практической деятельности, что находит свое выражение в одних и тех же действиях, которые он выполняет со сходными между собой предметами.

Слово всегда относится не к одному какому-нибудь отдельному предмету, но к целому классу предметов. В силу этого каждое слово представляет собой скрытое обобщение, всякое слово уже обобщает, и с психологической точки зрения значение слова, прежде всего, представляет собой обобщение. Но обобщение, как это легко видеть, есть чрезвычайный словесный акт мысли, отражающий действительность совершенно иначе, чем она отражается в непосредственных ощущениях и восприятиях . Следующий этап развития ребенка связан с овладением им речью. Слова, которыми овладевает ребенок, являются для него опорой для обобщений. Они очень быстро приобретают для него общее значение и легко переносятся с одного предмета на другой. Однако в значения первых слов нередко входят только какие-то отдельные признаки предметов и явлений, которыми ребенок и руководствуется, относя слово к этим предметам. Вполне естественно, что существенный для ребенка признак на самом деле является далеко не существенным. Слово «яблоко» детьми часто сопоставляется со всеми круглыми предметами или со всеми предметами красного цвета.

На следующем этапе развития мышления ребенка он может назвать один и тот же предмет несколькими словами. Это явление наблюдается в возрасте около двух лет и свидетельствует о формировании такой умственной операции, как сравнение. В дальнейшем на основе операции сравнения начинают развиваться индукция и дедукция, которые к трем -- трем с половиной годам достигают уже достаточно высокого уровня развития.

Таким образом, существенной особенностью мышления ребенка является то, что его первые обобщения связаны с действием. Ребенок мыслит действуя. Другая характерная особенность детского мышления -- его наглядность. Наглядность детского мышления проявляется в его конкретности. Ребенок мыслит, опираясь па единичные факты, которые ему известны и доступны из личного опыта или наблюдений за другими людьми. На вопрос «Почему нельзя пить сырую воду?» ребенок отвечает, опираясь на конкретный факт: «Один мальчик пил сырую воду и заболел».

В отличие от периода раннего детства, в дошкольном возрасте мышление опирается на представления. Ребенок может думать о том, что в данный момент он не воспринимает, но что он знает по своему прошлому опыту. Оперирование образами и представлениями делает мышление дошкольника внеситуативным, выходящим за пределы воспринимаемой ситуации, и значительно расширяет границы познания . Широкую известность приобрела теория развития интеллекта в детстве, предложенная Ж. Пиаже в рамках онтогенетического направления. Пиаже исходил из утверждения о том, что основные умственные операции имеют деятельностное происхождение. Поэтому не случайно теория развития мышления ребенка, предложенная Пиаже, получила название «операциональной». Операция, по мнению Пиаже, представляет собой внутреннее действие, продукт преобразования («интериоризации») внешнего предметного действия, скоординированного с другими действиями в единую систему, основными свойствами которой является обратимость (для каждой операции существует симметричная и противоположная операция). В развитии мыслительных операций у детей Пиаже выделял четыре стадии: стадия сенсомоторного интеллекта(1-2 года), стадия операционального мышления (2-7 лет), стадия конкретных операций с предметами (с 7-8 до 11-12 лет), стадия формальных операций (с 11-12 до 14-15 лет) .

Широкое распространение получила теория формирования и развития интеллектуальных операций, предложенная П. Я. Гальпериным. В основу данной теории было положено представление о генетической зависимости между внутренними интеллектуальными операциями и внешними практическими действиями. П.Я.Гальперин считал, что развитие мышления на ранних этапах непосредственно связано с предметной деятельностью, с манипулированием предметами. Однако перевод внешних действий во внутренние с превращением их в определенные мыслительные операции происходит не сразу, а поэтапно.

Проблемой развития и формирования мышления занимались и другие известные отечественные ученые. Так, огромный вклад в изучение данной проблемы внес Л. С. Выготский, который совместно с Л. С. Сахаровым исследовал проблему формирования понятий. Связанная с сознанием в целом, речь человека включается в определенные взаимоотношения со всеми психическими процессами; но основным и определяющим для речи является ее отношение к мышлению. Поскольку речь является формой существования мысли, между речью и мышлением существует единство. Но это единство, а не тожество. Равно неправомерны как установление тожества между речью и мышлением, так и представление о речи, как только внешней форме мысли .

Весь процесс речи определяется и регулируется смысловыми отношениями между значениями слов. Мы иногда ищем и не находим слова или выражения для уже имеющейся и еще словесно не оформленной мысли; мы часто чувствуем, что сказанное нами не выражает того, что мы думаем. Поэтому речь не совокупность реакций, совершающихся по методу проб и ошибок или условных рефлексов: она -- интеллектуальная операция. Нельзя свести мышление к речи и установить между ними тожество, потому что речь существует как речь лишь благодаря своему отношению к мышлению. Нельзя и отрывать мышление и речь друг от друга. Речь, слово служат не только для того, чтобы выразить, вынести во вне, передать другому уже готовую без речи мысль. В речи мы формулируем мысль, а, формулируя ее, мы ее формируем. Создавая речевую форму, мышление само формируется. Мышление и речь, не отожествляясь, включаются в единство одного процесса. Мышление в речи не только выражается, но по большей части оно в речи и совершается.

Наличие единства и отсутствие тожества между мышлением и речью явственно выступают в процессе воспроизведения. Воспроизведение отвлеченных мыслей отливается обычно в словесную форму, которая оказывает, как установлено в ряде исследований, значительное, иногда положительное, иногда -- при ошибочности первоначального воспроизведения -- тормозящее влияние на запоминание мысли. Вместе с тем запоминание мысли, смыслового содержания в значительной мере независимо от словесной формы. Память на мысли прочнее, чем память на слова, и очень часто бывает так, что мысль сохраняется, а словесная форма, в которую она была первоначально облечена, выпадает и заменяется новой. Бывает и обратное -- так, что словесная формулировка сохранилась в памяти, а ее смысловое содержание как бы выветрилось; очевидно, речевая словесная форма сама по себе еще не есть мысль, хотя она и может помочь восстановить ее. Эти факты убедительно подтверждают в чисто психологическом плане то положение, что единство мышления и речи не может быть истолковано как их тожество.

Утверждение о несводимости мышления к речи относится не только к внешней, но и к внутренней речи. Встречающееся в литературе отожествление мышления и внутренней речи несостоятельно. Оно, очевидно, исходит из того, что к речи в ее отличие от мышления относится только звуковой, фонетический материал. Поэтому там, где, как это имеет место во внутренней речи, звуковой компонент речи отпадает, в ней не усматривают ничего, помимо мыслительного содержания. Это неправильно, потому что специфичность речи вовсе не сводится к наличию в ней звукового материала. Она заключается прежде всего в ее грамматической -- синтаксической и стилистической -- структуре, в ее специфической речевой технике. Такую структуру и технику, притом своеобразную, отражающую структуру внешней, громкой речи и вместе с тем отличную от нее, имеет и внутренняя речь. Поэтому и внутренняя речь не сводится к мышлению, и мышление не сводится к ней . Итак:

1. Между речью и мышлением существует не тожество и не разрыв, а единство; это единство диалектическое, включающее различия, заостряющиеся в противоположности;

2. В единстве мышления и речи ведущим является мышление, а не речь, как того хотят формалистические и идеалистические теории, превращающие слово как знак в «производящую причину» мышления;

3. Речь и мышление возникают у человека в единстве на основе общественно-трудовой практики.

Единство речи и мышления конкретно осуществляется в различных формах для разных видов речи .

Таким образом, дошкольный возраст имеет важное значение как период овладения социальным пространством человеческих отношений через общение с близкими взрослыми, через игровые и реальные отношения со сверстниками. Особая роль отводится эгоцентрической речи (Ж. Пиаже) и социализации речи (Л.С. Выготский). Л. С. Выготский показал в полемике с Ж. Пиаже, что эгоцентрическая речь генетически восходит к внешней (коммуникативной) речи и есть продукт ее частичной интериоризации. Итак, эгоцентрическая речь - как бы переходный этап от внешней речи к внутренней. Можно сделать вывод, что она отражает одну из важнейших стадий интериоризации речи, обеспечивающей становление ее регуляторной функции.

В свою очередь проблема мышления и речи принадлежит к кругу тех психологических проблем, в которых на первый план выступает вопрос об отношении различных психологических функций, различных видов деятельности сознания. Центральным моментом всей этой проблемы является вопрос об отношении мысли к слову. Все остальные вопросы, связанные с этой проблемой, являются как бы вторичными и логически подчиненными этому первому и основному вопросу, без разрешения которого невозможна даже правильная постановка каждого из дальнейших и более частных вопросов. Имея различные генетические корни, мышление и речь все же являются связанными и не могут существовать друг без друга.

Отношение между этими процессами не постоянная, неизменная на всем протяжении развития величина, а величина переменная. Отношение между мышлением и речью изменяется в процессе развития и в своем количественном и в качественном значении.

Наконец, в-пятых, это вполне совпадает с тем общим путем овладения знаком, который мы наметили на основании экспериментальных исследований в предыдущей части. Мы никогда не могли наблюдать у ребенка даже школьного возраста прямого открытия, сразу приводящего к функциональном} употреблению знака. Всегда этому предшествует стадия «наивной психологии», стадия овладения чисто внешней структурой знака, которая только впоследствии, в процессе оперирования знаком, приводит ребенка к правильному функциональному употреблению знака. Ребенок, рассматривающий слово как свойство вещи в ряду ее других свойств, находится именно в этой стадии своего речевого развития.

Все это говорит не в пользу положения Штерна, который был, несомненно, введен в заблуждение внешним, т.е. фенотипическим, сходством и толкованием вопросов ребенка. Падает ли, однако, вместе с тем и основной вывод, который можно было сделать на основании нарисованной нами схемы онтогенетического развития мышления и речи: именно, что и в отногенезе мышление и речь до известного пункта идут по различным генетическим путям и только после известного пункта их линии пересекаются?

Ни в каком случае. Этот вывод остается верным независимо от того, падает ли или нет положение Штерна и какое другое будет выдвинуто на его место. Все согласны в том, что первоначальные формы интеллектуальных реакций ребенка, установленные экспериментально после опытов Келера им самим и другими, так же независимы от речи, как и действия шимпанзе. Далее, все согласны и в том, что начальные стадии в развитии речи ребенка являются стадиями доинтеллектуальными.

Если это очевидно и несомненно в отношении лепета ребенка, то в последнее время это можно считать установленным и в отношении первых слов ребенка. Положение Меймана о том, что первые слова ребенка носят всецело аффективно-волевой характер, что это знаки «желания или чувства», чуждые еще объективного значения и исчерпывающиеся чисто субъективной реакцией, как и язык животных, правда, оспаривается в последнее время рядом авторов. Штерн склонен думать, что элементы объективного не разделены еще в этих первых словах. Делакруа видит прямую связь первых слов с объективной ситуацией, но оба автора все же согласны в том, что слово не имеет никакого постоянного и прочного объективного значения, оно похоже по объективному характеру на брань ученого попугая, поскольку сами желания и чувства, сами эмоциональные реакции вступают в связь с объективной ситуацией, постольку и слова связываются с ней, но это нисколько не отвергает в корне общего положения Меймана.

Мы можем резюмировать, что дало нам это рассмотрение онтогенеза речи и мышления. Генетические корни и пути развития мышления и речи и здесь оказываются до известного пункта различными. Новым является пересечение обоих путей развития, не оспариваемое никем. Происходит ли оно в одном пункте или в ряде пунктов, совершается ли сразу, катастрофически или нарастает медленно и постепенно и только после прорывается, является ли оно результатом открытия или простого структурного действия и длительного функционального изменения, приурочено ли оно к двухлетнему возрасту или к школьному — независимо от этих все еще спорных вопросов, основной факт остается несомненным, именно факт пересечения обеих линий развития.

Остается еще суммировать то, что нам дало рассмотрение внутренней речи. Оно опять наталкивается на ряд гипотез. Происходит ли развитие внутренней речи через шепот или через эгоцентрическую ре совершается ли оно одновременно с развитием внешней речи или возникает на сравнительно высокой ступени ее, может ли внутренняя речь и связанное с ней мышление рассматриваться как определенная стадия в развитии всякой культурной формы поведения — независимо от того, как решаются в процессе фактического исследования эти в высшей степени важные сами по себе вопросы, основной вывод остается тем же. Этот вывод гласит, что внутренняя речь развивается путем накопления

длительных функциональных и структурных изменений, что она ответвляется от внешней речи ребенка вместе с дифференцированием социальной и эгоцентрической функций речи, что, наконец, речевые структуры, усваиваемые ребенком, становятся основными структурами его мышления.

Вместе с этим обнаруживается основной, несомненный и решающий факт — зависимость развития мышления от речи, от средств мышления и от социально-культурного опыта ребенка. Развитие внутренней речи определяется в основном извне, развитие логики ребенка, как показали исследования Пиаже, есть прямая функция его социализированной речи. Мышление ребенка — так можно было бы формулировать это положение — развивается в зависимости от овладения социальными средствами мышления, т.е. в зависимости от речи.

Вместе с этим мы подходим к формулировке основного положения всей нашей работы, положения, имеющего в высшей степени важное методологическое значение для всей постановки проблемы. Этот вывод вытекает из сопоставления развития внутренней речи и речевого мышления с развитием речи и интеллекта, как оно шло в животном мире и в самом раннем детстве по особым, раздельным линиям. Сопоставление это показывает, что одно развитие является не просто прямым продолжением другого, но что изменился и самый тип развития — с биологического на общественно-исторический.

Нам думается, предыдущие части с достаточной ясностью показали, что речевое мышление представляет собой не природную, натуральную форму поведения, а форму общественно-историческую и потому отличающуюся в основном целым рядом специфических свойств и закономерностей, которые не могут быть открыты в натуральных формах мышления и речи. Но главное заключается в том, что с признанием исторического характера речевого мышления мы должны распространить на эту форму поведения все те методологические положения, которые исторический материализм устанавливает по отношению ко всем историческим явлениям в человеческом обществе. Наконец, мы должны ожидать заранее, что в основных чертах самый тип исторического развития поведения окажется в прямой зависимости от общих законов исторического развития человеческого общества.

Но этим самым проблема мышления и речи перерастает методологические границы естествознания и превращается в центральную проблему исторической психологии человека, т.е. социальной психологии; меняется вместе с тем и методологическая постановка проблемы. Не касаясь этой проблемы во всей ее полноте, нам казалось нужным остановиться на узловых пунктах этой проблемы, пунктах, наиболее трудных в методологическом отношении, но наиболее центральных и важных при анализе поведения человека, строящемся на основании диалектического и исторического материализма.

Сама же эта вторая проблема мышления и речи, как затронутые нами попутно многие частные моменты функционального и структурного анализа отношения обоих процессов, должна составить предмет особого исследования.