Николай шереметев. Шереметев, граф николай петрович

любовные истории

Любовь, не испугавшаяся преград

« Я питал к ней чувствования самые нежные, самые страстные».

Граф Н. П. Шереметьев

Николай Петрович происходил из знатной семьи. Его отцом был граф Петр Борисович Шереметьев, а матерью – красавица Варвара Алексеевна, урожденная княгиня Черкасская. Крестили юного графа 1 июля в только что построенном, а сейчас знаменитом Фонтанном доме Санкт-Петербурга, в домовой церкви святой великомученицы Варвары. Николай Петрович получил прекрасное домашнее образование, завершившееся четырехлетним заграничным путешествием.

Прасковья Ивановна родилась, когда молодому графу исполнилось семнадцать лет, в семье кузнецов, на графских землях в Ярославском уезде. Образование Параша получила в крепостном театре Шереметьева.

Сохранилась легенда о том, что их первая встреча произошла в окрестностях села Вощажникова, принадлежавшего Шереметьевым с 1706 по 1917 год. Здесь, у редкого лиственного лесочка, они и повстречались. Позже на месте встречи Н. П. Шереметьевым была выстроена часовня, которая, к сожалению, не сохранилась, а в селе по заказу графа в 1805 году построена церковь Богоявления.

О встрече Параши и Николая Петровича было сложено немало песен. Вот одна из них в сокращенном варианте:

Так юная Параша вскоре превратилась в Прасковью Ивановну и была помещена во флигель, где жили актрисы. Так наступили перемены в ее девичьей жизни, сулившие… а кто и мог знать в то время, что же сулило внимание графа к крепостной девушке, кто мог предполагать, что внезапное внимание обернется подлинной страстью и долгими, до конца дней длившимися, отношениями. Она любила графа и молилась. О чем? Можно только догадываться. И еще… пела.

Пятьдесят оперных партий было исполнено ею на сцене театра. В 1788 году Николай Петрович Шереметьев совершил неординарный и непонятный для современников поступок – открыто поселился с Прасковьей Ивановной в Шереметьевском дворце.

После смерти отца Николай Петрович унаследовал Фонтанный дом, и в 1795 году переехал с Прасковьей Ивановной в Петербург. На домашнем концерте в Фонтанном доме присутствовал Павел I, подаривший Жемчуговой драгоценный камень.

В 1798 году Прасковья Ивановна получила вольную, еще через три года были отпущены все ее родственники, а отец записан в Московские купцы третьей гильдии. Но только в феврале 1801 года они обвенчались. Венчание состоялось в Москве, в приходе церкви Симеона Столпника, что на Поварской, а 3 февраля 1803 года у них родился сын Дмитрий, названный так в честь Дмитрия Ростовского, чей образ вместе с портретом отца Прасковья Ивановна хранила у себя в комнате.

«Я питал к ней чувствования самые нежные, самые страстные. Долгое время наблюдал я свойства и качества ее: и нашел украшенный добродетелью разум, искренность, человеколюбие, постоянство, верность, нашел в ней привязанность к святой вере и усерднейшее Богопочитание. Сии качества пленили меня больше, нежели красота ее, ибо они сильнее всех внешних прелестей и чрезвычайно редки», – писал Н. П. Шереметьев в письме сыну.

«Прасковья Ивановна Ковалева была одарена остротою ума, скромностью нрава и привлекательными свойствами душевных расположений. Склонность ее к музыке и превосходнейший дар пения привлекали приятное – удивление моих друзей». (Н. П. Шереметьев. «Поверенность сыну моему графу Дмитрию о его рождении»)

Сыну Дмитрию исполнилось три недели, когда Прасковья Ивановна скончалась от туберкулеза. Была и другая версия ее смерти. М. И. Пыляев в своей книге «Забытое прошлое окрестностей Петербурга» (1889) писал: «… Эта добродетельная женщина умерла от отравы: ее отравили дворовые люди после родов…» Но это были слухи, и слухи недоказанные.

Умирая, Прасковья Ивановна просила свою подругу Татьяну Васильевну Шлыкову, бывшую танцовщицу шереметьевского театра, не покидать ее сына. И Татьяна Васильевна выполнила обещание, данное подруге, она всю свою жизнь посвятила воспитанию Дмитрия Николаевича.

Прасковью Ивановну похоронили в Александро-Невской лавре. Стихи на ее памятнике были полны тоски и скорби:

«Храм добродетели душа ее была,
Мир, благочестие и вера в ней жила,
В ней чистая любовь, в ней дружба обитала.
Она и в смертный час, в преданности своей
Всю чувствовала скорбь оставшихся по ней!
Какая же судьба несчастного супруга,
Сужденного влачить всю жизнь свою без друга?
Бесплодны вздохи, плач, тоска и тяжкий стон…»

Стихотворные строки переписаны мною из книги П. Бессонова «Прасковья Ивановна графиня Шереметьева. Ее народная песня и родное ее Кусково». (1872). Граф заказал также портрет любимой со словами: «Наказуя наказа мя, смерти же не предаде мя». Эти слова – девиз покойной – были вырезаны на ее печати.

В письме к сестре – графине В. П. Разумовской – 26 февраля 1803 года Н. П. Шереметьев писал: «Пожалей о мне. Истинно я вне себя. Потеря моя непомерная. Потерял достойнейшую жену и в покойной графине Прасковье Ивановне имел я почтения достойную подругу и товарища. Кончу горестную речь. Остаюсь граф Шереметьев».

После смерти супруги Николай Петрович Шереметьев, выполняя волю умершей, посвятил свою жизнь благотворительности. Согласно завещанию Прасковьи Ивановны он жертвует часть капитала на помощь бедным невестам и ремесленникам, а также устраивает в Москве Странноприимный дом. Предлагаю вашему вниманию краткую записку «Об учреждении в Москве Странноприимного дома»:

«Предметы благотворительности оного
Сто человек неимущих, обоего пола, престарелых и увечных, будут довольствуемы жилищем, пищею, платьем и всякими потребностями.
Пятьдесят человек, обоего пола, бедных в больнице безденежно лечимы будут.
Сверх того, ежегодно на общественные вспоможения по особенному распоряжению покойной графини Шереметьевой, супруги Учредителя, предназначаются следующие суммы:

1. На приданное двадцати беспомощным и осиротевшим девицам – 6000 рублей.
2. На вспоможение оскудевшим и лишенным необходимого для жизни продовольствия пятидесяти семействам – 500 рублей.
3. На поддержание и восстановление нуждающихся ремесленников с семьями чрез снабдение их потребными для работы инструментами и материалами – 400 рублей.
4. На вклады в обители и церкви Святые, на изкупление из темниц, на погребение убогих и на прочее сему подобное – 5000 рублей.

В день открытия сего заведения единовременно раздано будет 50000 рублей на всякие богоугодные дела милосердия и обществу полезные».

Николай Петрович скончался 2 января 1809 года в доме графини Потемкиной на Фонтанке. Его собственный дом в это время отделывали для праздника в честь приезда прусского короля.

Он был похоронен в Александро-Невской лавре. По духовному завещанию похороны были скромными, а деньги, которые должны были пойти на погребение, приличное его званию, розданы нищим.

Торжественное открытие Странноприимного дома состоялось через год после смерти Николая Петровича. По данным Русского библиографического словаря, «в течение первых шестидесяти лет существования Странноприимный дом в Москве оказывал большую помощь бедным: в нем лечились более 50

000 человек, несколько десятков тысяч человек получили пособия, причем несколько тысяч бедных невест получили приданое, кроме того, в богадельне ежегодно призревалось от 100 до 170 человек престарелых». (1911, с . 165)

Попечителем Странноприимного дома стал Дмитрий Николаевич, сын Николая Петровича и Прасковьи

Ивановны, меценат, ротмистр Кавалергардского полка, действительный статский советник, гофмейстер Двора. Дмитрий Николаевич скончался в 1871 году. Воспоминания о его кончине оставил его сын – Сергей Дмитриевич: «Он умер в то самое время, когда в своем кабинете, в Кусково, проходил от дивана к письменного столу – он упал и тут же скончался». года Странноприимный дом стал Институтом скорой помощи им. Склифосовского, а затем научно-исследовательским центром «Медицинский музей».

Странным образом все переплетается в этом мире. Интересно, что Анна Ахматова жила почти тридцать лет в Фонтанном доме и однажды, после того

как ей привиделся силуэт крепостной актрисы и хозяйки дворца, написала:

«Что бормочешь ты, полночь наша?
Все равно умерла Параша.
Молодая хозяйка дворца…
Тянет ладаном из всех окон,
Срезан самый любимый локон,
И темный овал лица».

Последним пристанищем Анны Ахматовой стал Институт скорой помощи им. Склифосовского (тот самый Странноприимный дом в Москве), откуда она отправилась в последний путь.

Павел Сергеевич Шереметьев, правнук Николая Петровича и Прасковьи Ивановны, хранитель музея «Останкино», с горечью писал в 1925 году в поэме «Поездка в Баден-Баден» о людской неблагодарной забывчивости тех благородных душевных порывов, на которые способен далеко не каждый и которым лишний раз и поклониться не грех:

«Кому теперь какое дело
До вдаль умчавшихся теней?
Нужда, забота всех заела,
Полны презренной злобой дней;
А кто над нами воцарился
И властно силой укрепился,
Тем ровным счетом дела нет…»

В статье использованы материалы:
П Бессонов. Прасковья Ивановна – графиня Шереметьева. М., 1872.
Из бумаг графа Н. П. Шереметьева.//Русский архив.1896, т.8.
Домашняя старина. 1900.

Графский род Шереметевых — один из самых знатных и богатых в России XVIII века. Шереметевы были известны как государственные деятели, строители храмов, богатые меценаты, помогавшие бедным и больным, поощрявшие развитие национальных архитектуры, искусства, музыки. Их домашний театр считался лучшим частным театром империи, владельцы его не жалели ни денег, ни труда на постановку спектаклей и создание декораций. Шереметевский театр отличался не только профессиональными, образованными и талантливыми актерами и певцами, но и до мелочей просчитанной планировкой зала, роскошными декорациями и прекрасной акустикой. Многие, кто в те времена побывал в Кусково, отмечали, что размах представлений и профессиональность актеров ничуть не уступали самому известному дворцовому театру в Эрмитаже.

Шереметевы считали, что настоящих актеров надо растить, терпеливо обучая их с самого детства. Так, Параша Ковалева (1768— 1803), дочь крепостного кузнеца, попала вместе с другими детьми в графское поместье, когда ей едва исполнилось восемь лет. Ее сразу же отдали на воспитание одинокой княгине Марфе Михайловне Долгорукой. У княгини девочка получила образование, была обучена вокалу, актерскому мастерству, игре на арфе и клавесине, французскому и итальянскому языкам, литературе, грамоте и некоторым наукам. Для подготовки детей к театральной жизни в усадьбу приезжали известные мастера—актеры, певцы и учителя. Все чаще они отмечали прекрасные способности маленькой Параши, пророчили ей большое будущее.

В это же время сын хозяина дома — Петра Борисовича Шереметева — Николай Петрович Шереметев (1751—1809) путешествовал по Европе в целях повышения образования. Набравшись царивших там революционных идей, он сразу же решил изменить жизнь Кусково и организовать ее по-европейским канонам. Первое, за что взялся молодой человек — это за помещения отцовского театра, которые показались ему старыми и слишком тесными.

Именно тогда, наблюдая за ходом строительных работ, Николай Петрович увидел застенчивую десятилетнюю девочку с огромными глазами на бледном личике, а когда познакомился с ней ближе — почувствовал и необычайный талант маленькой крепостной.

В новом театре девочка дебютировала в роли служанки из оперы Гретери «Опыт дружбы». Восхитительным сопрано Параша покорила всех зрителей, не оставив равнодушным и сына хозяина. Николай был настолько доволен дебютом маленькой актрисы, что в следующей опере отдал ей главную роль и ни на миг не сомневался в успехе. Именно тогда на афишах впервые появился театральный псевдоним девочки — Жемчугова. С тех пор самые лучшие роли в шереметьевском театре доставались только юной Параше.

К актерам Шереметевы относились почтительно и с уважением. Их называли по имени и отчеству, граф Шереметев-младший давал своим актерам новые фамилии по названиям драгоценных камней. Легенда гласит, что Жемчуговой Параша была названа в тот день, когда в пруду усадьбы была найдена маленькая жемчужина. Всем актерам и музыкантам театра выплачивалось жалование, им запрещался любой физический труд, они питались тем же, что и хозяева усадьбы, а к заболевшим приглашались лучшие местные доктора. Все это удивляло знатных посетителей Кусково, и долгое время порядки в «странной» семье являлись одной из самых интересных тем на светских вечерах столицы.

Слухи о шереметевском театре расходились по всем поместьям, на каждое представление в Кусково съезжались знатные особы, а не попавшие на спектакль потом долго сокрушались и слушали яркие рассказы посмотревших очередную постановку.

Старый граф решил построить новое здание театра, открытие которого должно было состояться 30 июня 1787 года, в тот день, когда поместье Шереметевых намеревалась посетить сама Екатерина П. Известный театр, а особенно игра и голос молодой актрисы Прасковьи Жемчуговой, настолько поразили царицу, что та решила преподнести девушке бриллиантовый перстень. Отныне юная крепостная Параша стала одной из самых известных актрис в России.

30 октября 1788 года умер Петр Борисович Шереметев. Все поместья с крепостными в двести тысяч душ достались его сыну — Николаю Петровичу. Тот после смерти отца забыл о театре, пил и бесчинствовал, пытаясь отвлечься от горя. Лишь Параша смогла утешить молодого графа и сочувствием и бесконечной добротой вывела его из загула. После этого Николай Петрович уже по-другому смотрел на девушку: в его сердце зародилось огромное, сильное чувство. Жемчугова же стала в театре вторым человеком, актеры теперь обращались к ней не иначе, как Прасковья Ивановна.

Вскоре влюбленные и вся труппа театра перебрались в новое имение графа — Останкино. Внезапно у Параши открылся туберкулез, и врачи навсегда запретили ей петь. Нежная забота графа, его терпение и любовь помогли женщине пережить это горе, а 15 декабря 1798 года граф Шереметев дал вольную своей самой любимой крепостной актрисе. Этот смелый шаг вызвал недоумение и пересуды в знатных кругах, но граф не обращал внимание на наговоры. Он решил венчаться с любимой. Утром 6 ноября 1801 года в церкви св. Симеона Столпника, которая сейчас расположена в Москве на Новом Арбате, состоялось скандальное бракосочетание. Таинство совершалось в строжайшем секрете, на него были приглашены только четверо самых близких и верных друзей молодой пары.

Два года длился этот брак в уважении, взаимопонимании и любви. Здоровье Параши ухудшалось с каждым днем. 3 февраля 1803 года Прасковья Ивановна родила сына. Роды были тяжелыми и мучительными, а ослабленный чахоткой организм не давал женщине даже подняться с кровати. Смертельно больная, она умоляла показать ребёнка, но его сразу же отнесли от матери из опасения, что младенец заразится и умрет. Около месяца угасала графиня. В бреду она умоляла, чтобы ей позволили услышать голос младенца, и когда его подносили к дверям спальни, Параша успокаивалась и забывалась тяжким сном.

Понимая, что кончина жены неизбежна, Николай Петрович решился открыть свою тайну и рассказать о браке с бывшей крепостной. Он обратился с письмом к императору Александру I, где умолял простить его и признать новорожденного наследником семьи Шереметевых. Император дал на это свое высочайшее согласие.

Любимая жена графа Шереметева скончалась в петербургском Фонтанном доме 23 февраля 1803 года, на двадцатый день от рождения ее сына. Ей было всего тридцать четыре года. Из знати на похороны никто не пришел — господа не пожелали признать покойную крепостную графиней. В последний путь Парашу провожали актеры, музыканты театра, слуги поместья, крепостные и поседевший от горя мужчина с младенцем на руках.

Ныне Прасковья Ивановна Жемчугова-Шереметева покоится в Александро-Невской лавре в фамильном склепе графов Шереметевых.

Все свои личные средства и драгоценности она завещала осиротевшим детям и бедным невестам на покупку приданого. Николай Петрович строго следил за выполнением завещания и сам до конца жизни постоянно помогал калекам и обездоленным. В своем московском дворце он основал знаменитую Шереметевскую больницу, которая в настоящее время больше известна, как Институт скорой помощи им. Склифосовского. Николай Петрович Шереметев скончался через шесть лет после супруги.

В «Завещательном письме» сыну граф написал о Прасковье Ивановне: «...Я питал к ней чувствования самые нежные... наблюдая украшенный добродетелью разум, искренность, человеколюбие, постоянство, верность. Сии качества... заставили меня попрать светское предубеждение в рассуждении знатности рода и избрать ее моею супругою...»

1797 г. Обочины Крестовской дороги, ведущей к Останкино, освещают горящие бочки с просмолённым горохом. Император Павел I едет в новую усадьбу своего друга, графа Николая Шереметева , чтобы насладиться пьесой «Браки Самнитян», где блистала Прасковья Жемчугова . Граф выбрал пьесу неслучайно. Один раз «Браки» уже принесли любимой Пашеньке благосклонность царствующей особы. Тогда спектакль посетила Екатерина Великая . Была поражена сопрано девятнадцатилетней Прасковьи и подарила ей бриллиантовый перстень с собственной руки. Но сейчас, 10 лет спустя, всё намного серьёзнее. Цена вопроса — не побрякушки, а жизнь. И даже две. Граф надеялся, что император проявит монаршую милость и разрешит ему венчаться.

Деревенская Золушка

Впервые они встретились, когда Прасковье было 8 лет. Разумеется, молодой граф не обратил внимания на крепостную девочку, которую взяли в усадьбу Кусково, чтобы позабавить её пением престарелую княгиню Марфу Долгорукую , состоявшую у Шереметевых в благородных приживалках. За какие именно заслуги маленькая Прасковья удостоилась попасть из ярославской избы, из семьи, где пьяный отец-кузнец чуть ли не ежедневно устраивал скандалы, сразу в роскошный дом — неизвестно. Скорее всего, из прихоти — так подбирают на улице щенков. Прасковья к 12 годам уже знала французский и итальянский, музицировала на клавикордах и знала правила тогдашнего этикета. Но по-прежнему оставалась крепостной. И после смерти благодетельницы, Марфы Долгорукой, судьба девочки оказалась бы незавидной, точь-в-точь как у тех щенков, которых, наигравшись, вышвыривают на улицу. Отдали бы замуж в деревню за крепостного мужика, который «учил» бы «барыню» вожжами или кулаками. Но…

В дело вмешался случай, который развернул судьбу Прасковьи в сторону классического варианта Золушки. Правда, появился не принц, а всего лишь граф, Шереметев-младший. Николай Петрович долго путешествовал по Европе, где интересовался театром и музыкой, — по слухам, встречался с Моцартом и даже оказал ему финансовую помощь. Вернувшись домой, решил взяться за театр отца всерьёз и вывести его на европейский уровень. И заменил «мужицкие» фамилии актёров типа Ковалёвой или Шлыковой на Изумрудовых , Яхонтовых и Жемчуговых . А основную ставку сделал на последнюю — большеглазую некрасивую девочку, которая своим голосом вызвала в душе матёрого театрала восторг.

Неизвестно, когда именно граф без памяти влюбился в свою актрису. Скорее всего, когда Прасковье было 15 или 16 лет. Именно тогда Николай признался в одном из писем: «Не женюсь ни на ком, кроме неё». Открыто заявить о таком намерении в «просвещённом галантном веке» — уму непостижимо. Наследник крупнейшего состояния (одних крепостных насчитывалось 200 тыс. душ), самый завидный жених Москвы, по которому сохли аристократические красотки, вдруг собирается жениться на девке-мужичке, лапотнице, деревенской дуре — фу, какой моветон! Родственники пытались объявить его сумасшедшим. Остальные прекратили с ним почти всякое общение. Привыкший блистать в обществе, граф в глазах своей ровни оказался персоной нон-грата. На нервной почве Николай переболел горячкой, но намерения своего не оставил.

Тайное венчание

Жизнь в Кусково стала невыносимой. Граф опасался, что Пашеньку могут отравить, — накал в московском обществе был весьма велик, а аффектированные аристократки могли пойти и на душегубство. Николай решил выстроить новую усадьбу, а в ней — театр, специально для Пашеньки. Император Павел I оценил талант Прасковьи, но разрешения на брак с простолюдинкой не дал. Тогда Николай, заплатив стряпчему баснословные деньги, поручил выправить Прасковье фальшивые документы — якобы она потомок польского шляхтича Якуба Ковалевского, взятого русскими в плен ещё в 1667 г.

От переживаний у Прасковьи открылся туберкулёз. Пашенька теряет голос — то единственное, за что граф некогда её и полюбил. Николаю ещё не поздно одуматься — бросить чахоточную безголосую девку и вернуться в привычный мир. Но Николай не предал свою любовь. Более того — подписал вольную не только Пашеньке, но и всей её семье Ковалёвых, а в придачу подарил 50 тыс. руб. (гигантская сумма: крепостной стоил 200 руб.). Подоспели и «шляхетские» документы. Но напряжённая жизнь подорвала силы графа. Он слёг и, находясь при смерти, молил Бога оставить ему жизнь хотя бы ради любимой. Они ещё не были венчаны, и Николай слишком хорошо представлял себе, что случится с Пашенькой после его смерти. Едва встав на ноги, решился. На царский трон к тому времени взошёл Александр I , и графу надлежало спросить разрешения на брак у нового императора. Но любовь сильнее верноподданических чувств. Николай, не дожидаясь царского вердикта, тайно венчался с Прасковьей в московском храме Симеона Столпника.

Смертельно больная, Прасковья всё-таки подарила любимому сына. Родив младенца, названного Дмитрием , она через три недели умерла. Всё это время женщина находилась в бреду. Ей чудилось, что венчание признано недействительным и сын попадёт в категорию незаконнорождённых. А их, как правило, отнимали у матери и отдавали в глухие деревни, обрекая на смерть. Граф находился у постели своей любимой до самого последнего момента, уверяя, что с сыном не случится ничего плохого. И слово сдержал. Пережив жену на 6 лет, Николай добился у императора признания Дмитрия законным наследником и передал ему фамильный девиз: «Бог сохраняет всё». Но единственную любовь своей жизни Николай Петрович Шереметев сумел сохранить сам.

Книга посвящена представителям одного из самых древних и именитых русских родов – Шереметевым. В ней обстоятельно и захватывающе интересно повествуется о значительном и многогранном вкладе этой семьи в государственную и культурную жизнь России. Рассказано здесь об истории появления родовой усадьбы на берегу Фонтанки в Санкт-Петербурге, а также о том, что происходило с домом Шереметевых на протяжении трех веков его существования.

* * *

Приведённый ознакомительный фрагмент книги Три века городской усадьбы графов Шереметевых. Люди и события (А. В. Краско, 2009) предоставлен нашим книжным партнёром - компанией ЛитРес .

Глава третья

Граф Николай Петрович Шереметев

Граф Николай Петрович Шереметев, самый младший из детей графа Петра Борисовича и графини Варвары Алексеевны, стал третьим владельцем усадьбы на Фонтанке.

Он жил в Фонтанном доме в детские и отроческие годы, потом в течение длительного времени бывал в Фонтанном доме наездами из Москвы. Здесь прошли последние четырнадцать лет его жизни, счастливые и драматичные одновременно. В эти годы Фонтанный дом служил его главной петербургской резиденцией.

Граф Николай Шереметев родился 28 июня 1751 года, и через несколько дней, 1 июля, его крестили в домовой церкви Святой великомученицы Варвары в «новопостроенном» родительском доме на набережной Фонтанки.

Художник Н.И. Аргунов. Граф Николай Петрович Шереметев

Молодой человек получил традиционное для дворянских детей того времени домашнее воспитание. В младенчестве его окружал штат кормилиц, мамок и нянек. Их сменили учителя, причем, по заведенному тогда в аристократических семьях обычаю, это были французы, некие Вильнев и Везьян.

Художник И.П. Аргунов. Граф Николай Петрович Шереметев в детстве

С детских лет он, как и его отец, был вхож во дворец, став товарищем игр наследника престола цесаревича Павла Петровича. В этом качестве в 1764 году впервые упоминается 13-летний Николай Петрович Шереметев в дневнике воспитателя Павла Петровича С.А. Порошина. Дружба между ними, начавшись в детские годы, сохранится до конца жизни императора Павла.

Один из первых историков рода Шереметевых академик Г.Ф. Миллер, лично знавший графа Николая Петровича и его отца, писал в конце XVIII века, что молодой человек, обучавшийся сперва в отцовском доме наукам и языкам, затем «…служил в гвардии прапорщиком, и пожалован в порутчики, а потом ко двору Ея Величества в камер-юнкеры…».

Действительно, документы свидетельствуют, что в 1759 году, восьми лет от роду, мальчика записали сержантом в лейб-гвардии Преображенский полк. В 1765 году он получил патент на офицерский чин, однако по слабости здоровья и особенностям характера, которые проявлялись с детских лет, отец не предназначал его к воинской службе. В 1768 году, в возрасте 17 лет, он получил придворное звание камер-юнкера и, как отец, почти всю жизнь служил при дворе.

Юность графа Николая Петровича пришлась на эпоху Просвещения с ее идеалами рационализма и гуманизма. Долгом молодого дворянина почиталось стать человеком образованным.

Граф Никита Петрович Панин, сменивший Порошина на посту воспитателя наследника Павла Петровича, издавна близкий семье Шереметевых, убедил графа Петра Борисовича послать сына для завершения образования в Европу. Было решено, что он поедет в голландский город Лейден слушать лекции в знаменитом европейском университете, где уже находился князь Александр Борисович Куракин, будущий дипломат и впоследствии близкий друг графа Шереметева.

Заграничное путешествие (1769 – 1773)

В декабре 1769 года под именем графа Мещеринова молодой человек отправился в Голландию.

Графа Шереметева сопровождали несколько слуг, в том числе Василий Вороблевский, в будущем переводчик иностранных пьес для шереметевского театра. В Лейдене они присоединились к князю Александру Борисовичу Куракину, тот находился там уже некоторое время. Молодые люди пробыли в этом городе около девяти месяцев, слушали лекции университетских профессоров. В августе 1770 года они покинули Лейден и продолжили образовательное путешествие по Европе.

В 1772 году к ним присоединился молодой офицер Василий Сергеевич Шереметев, троюродный брат графа Николая Петровича, с ним он останется в близких отношениях до конца своих дней. Интересные подробности того, с какими напутствиями ехали за границу молодые русские дворяне, мы узнаем из опубликованной переписки Екатерины II с московским генерал-губернатором князем М.Н. Волконским. 3 мая 1772 года он, в числе прочего, доносил императрице: «...здесь все благополучно, и ординарных болезней и умирающих от оных малое число. Корнет Конной гвардии Шереметев, который здесь в отпуску, желает ехать в чужие краи на два года для обучения, и просил меня о исходатайствовании вашего Императорского величества высочайшего дозволения...». 14 мая императрица ответила князю Волконскому: «...Корнета Шереметева я увольняю в чужие края на два года для научения, да советуйте ему лучше ехать куда в университет, нежели в Париж, где нечего перенять». 22 мая 1772 года князь Волконский отвечал: «...корнету Шереметеву паспорт дал и ему напомнил, чтоб учился где в универзитете, а не в Париже. Он мне сказал, что Петр Борисович Шереметев посылает ево на своем коште и чтоб он вместе с сыном ево был и учился...».

Молодые люди побывали в разных городах Голландии, Англии, Франции. В Париже вниманием молодого графа Шереметева полностью завладел театр – архитектура театральных залов, репертуар, мастерство актеров, театральных художников и механиков – все это было для него ново и интересно. Он брал уроки музыки у солиста «Гранд-опера» виолончелиста Ивара. Парижские театральные впечатления предопределили главное его занятие по возвращении домой.

В июне 1773 года путешественники через Германию вернулись в Россию. В 1774 году граф Николай Шереметев получил придворное звание камергера, и его назначили состоять при Малом дворе наследника, который в эти годы жил преимущественно в Гатчине. Незадолго до этого, в сентябре 1773 года, великий князь Павел Петрович женился на дочери ландграфа Гессен-Дармштадского Вильгельмине, получившей в России имя Натальи Алексеевны и умершей при первых родах. В 1776 году великий князь женился вторично на принцессе Виртембергской, она после перехода в православие стала именоваться Марией Федоровной. В 1777 году у великокняжеской четы родился первенец – великий князь Александр Павлович. Императрица подарила сыну и невестке большой участок земли близ Царского села. Там началось создание нового дворцово-паркового ансамбля, получившего название Павловска.

Художник И.П. Аргунов. Граф Николай Петрович Шереметев

Граф Шереметев находился при дворе Павла до 1777 года и покинул службу по воле Екатерины II. Осенью того же года императрица назначила графа Шереметева главным директором Московской конторы дворянского банка. Возможно, она сделала это намеренно, удаляя от сына наиболее близких и преданных ему людей. Как раз в это время резко обострилось противостояние «Большого» и «Малого» дворов, и мать всерьез опасалась за судьбу трона.

Графу Шереметеву исполнилось к этому времени 26 лет. Юность и время поиска «самого себя» закончились. Начиналась новая полоса его жизни.

В 1920-х годах ленинградский историк Лариса Половинкина, изучавшая документы родового архива Фонтанного дома, написала, что личность графа Николая Петровича Шереметева, молодого российского аристократа эпохи просвещенной монархии, сложилась под влиянием европейских впечатлений, которые накладывались на родовые предания и сплетались с настроениями гатчинского «Малого двора» цесаревича Павла Петровича.

Москва. Кусково. Останкино (1777 – 1795)

Семейные традиции предписывали графу Шереметеву служить государю и Отечеству. В октябре 1777 года, как уже говорилось, граф Николай Петрович получил назначение на пост директора Московского дворянского банка. В 1782 году дворянство Московского уезда избрало его своим уездным предводителем, за ним оставалось и его придворное звание. В 1784 – 1794 годах Шереметев «присутствовал» в пятом (московском) департаменте Сената. На службе он достиг чина тайного советника. В 1781 году польский король Станислав-Август Понятовский пожаловал графа Шереметева орденами Белого Орла и Святого Станислава.

Однако главным делом жизни графа Николая Петровича стало не служебное поприще, а созданный его отцом крепостной театр. Он начал заниматься делами театра еще при жизни графа Петра Борисовича. От природы молодой человек был наделен тонким слухом, обладал музыкальностью, его любимым инструментом стала виолончель.

Успех шереметевского крепостного театра складывался из многих составляющих.

Более всего графа Николая Петровича заботил выбор репертуара. На сцене его театра давались драматические, оперные и балетные представления. Он внимательно следил за тем, какие пьесы пользуются наибольшей популярностью в Европе, особенно во Франции, какие спектакли идут на придворной сцене и в частных театрах России. Так, своего парижского знакомого музыканта Ивара, с которым был в переписке с середины 1780-х годов, он просил «…присылать мне пьесы модные, красивые, имеющие успех и легко исполняемые на нашем маленьком театре».

Тексты присланных ему французских и немецких пьес переводили на русский язык Алексей Федорович Малиновский и Василий Вороблевский, последний и сам иногда писал либретто для спектаклей.

Музыканты, певчие капеллы, певцы, драматические и балетные артисты его театра – это специально отобранные и хорошо обученные крепостные, для их обучения граф приглашал профессиональных актеров, танцовщиков, иногда и режиссеров.

С середины 1780-х годов руководителем всех шереметевских музыкальных «затей» становится Степан Дегтярев. В его задачу входило обучение отобранных в графских вотчинах мальчиков или взрослых мужчин. Граф Николай Петрович наставлял своих управителей: «…если заметятся …хороший бас или тенор из холостых, то …позволения на женитьбу не давать, пока в домовой канцелярии не опробуют и не спишутся со мной…». В конце 1780-х годов в составе хоровой капеллы числилось более тридцати певчих-мужчин, но существовала и женская группа хора, о ней поручалось заботиться также Дегтяреву. Певчие пели во время церковных служб, давали светские концерты, на которых исполняли произведения Бортнянского, Березовского, самого Дегтярева, сочинения итальянских и французских авторов. Капелла была занята и в спектаклях театра. Позже капельмейстером при капелле служил Петр Григорьевич Калмыков.

Крепостной человек графов Шереметевых Иван Андреевич Батов изготавливал превосходные по своим качествам музыкальные инструменты – скрипки, альты, виолончели, гитары. Созданные им инструменты не только служили шереметевским музыкантам, но и шли на продажу. Одну из созданных им скрипок преподнесли императору Александру I.

Труппа театра была большая, хотя в разные периоды его существования, судя по сохранившимся документам, число артистов и музыкантов разнилось.

В лучшие времена театра число актрис достигало двух десятков. Еще при графе Петре Борисовиче в труппе состояли Мария Черкасова, происходившая из семьи одного из старейших управителей графа Петра Борисовича, Ирина Калмыкова (на сцене Яхонтова), сестра капельмейстера Петра Калмыкова. В начале 1780-х годов первой артисткой театра считалась Анна Буянова, дочь дворового человека Шереметевых. Она брала уроки у актрисы придворных театров Сандуновой. В 1796 году граф Шереметев повелел присвоить некоторым актерам и танцовщикам с «неблагозвучными» фамилиями псевдонимы и называть их именами драгоценных камней. Анна Буянова стала Изумрудовой.

В труппе состояли Степанида Дегтярева, сестра регента хора и композитора Степана Дегтярева, Афимья Шлыкова, сестра балерины Татьяны Шлыковой, Анна Якимова, Степанида Мукосина, Прасковья Ковалева (на сцене – Жемчугова).

Художник И.П. Аргунов. Татьяна Васильевна Шлыкова-Гранатова

За четверть века существования театра на сцене танцевали в общей сложности около сорока балетных артистов. Среди них сестры Елена и Авдотья Казаковы, Татьяна Шлыкова (сценический псевдоним Гранатова), Прасковья Калмыкова, Матрена Ковалева, младшая сестра Прасковьи Ковалевой, и др. Елена Казакова и Татьяна Шлыкова брали уроки у знаменитого французского балетмейстера Шарля Ле Пика. Среди танцоров-мужчин был и Гаврила Шлыков, обучавшийся у танцовщика Волкова. Нередко из одной семьи в театре в разных амплуа «служили» несколько человек.

Неизвестный художник. Прасковья Ивановна Ковалева-Жемчугова в костюме Элианы

Архивные документы свидетельствуют, что в 1791 году граф отправил группу своих артистов в Петербург для обучения у придворных актеров Ивана Дмитриевского, Силы и Елизаветы Сандуновых. Для осуществления постановок он приглашал итальянских и французских учителей, капельмейстеров, режиссеров.

Шереметев не жалел средств ни на профессиональных педагогов, ни на сценические костюмы. Увеличение средств, отпускаемых «на платье» той или иной артистке было наградой и показателем ее успехов на сцене.

Отношение к артистам со стороны графа Николая Петровича с годами менялось. В молодые годы, как гласит предание, он навещал кого-либо из артисток и оставлял в ее комнате платок – подразумевалось, что девушка должна была явиться к нему и отдать ему в руки оставленную вещицу, дальнейшее понятно. В зрелые годы он старался заботиться об артистах. Примером может служить такое его распоряжение, посланное из Петербурга в Останкино: «По просьбе находящейся здесь танцовщицы Алены Казаковой, живущую ныне по родству в Останкине в доме отца ея, из дому князя Голицына вдову, а ея родную сестру с детьми из Останкина не высылать, а позволить ей иметь жительство в том доме отца ея». Имелась в виду сестра, которая вышла замуж за крепостного человека князя Голицына, овдовела и желала жить в доме своего отца в Останкино.

Всего на сценах шереметевских театров, как подсчитали историки театра, состоялось 116 постановок.

В конце XVIII столетия это был лучший крепостной театр, который успешно соперничал с профессиональными театральными труппами обеих столиц.

Особое место в истории шереметевского театра и в жизни графа Николая Петровича занимала крепостная актриса Прасковья Ивановна Ковалева, которая выступала на сцене под псевдонимом Жемчугова и являлась первой актрисой его театра.

Она родилась 20 июля 1768 года в деревне Березино на «графщине» – так называли обширные имения графов Шереметевых в Юхотской волости Угличской округи Ярославской губернии, которые были пожалованы в 1706 году фельдмаршалу Шереметеву. Отец ее Иван Степанович, крепостной кузнец (коваль) по роду занятий, писался иногда Кузнецовым, иногда Ковалевым, или даже Горбуновым. Он был человеком крутого нрава и крепко пьющим. Мать, Варвара Борисовна, воспитывала шестерых детей – кроме Прасковьи в семье росли братья Афанасий, Николай, Михаил, Иван и сестра Матрена.

Прасковья Ковалева восьмилетней девочкой по приказу графа Петра Борисовича была взята на обучение в кусковскую театральную школу. Она была миловидна, хорошо двигалась и обладала природным голосом и абсолютным музыкальным слухом. Девочку забрали от родителей «к графскому верху» и поручили ее воспитание княгине Марфе Михайловне Долгорукой, племяннице Петра Борисовича, которая жила в его семье. Девушке пришлось выучить французский и итальянский языки. Она играла на арфе, клавесине и гитаре. По желанию графа Николая Петровича она брала уроки сценического мастерства у знаменитой певицы придворных театров Елизаветы Семеновны Сандуновой и у прославленной московской драматической артистки Марии Степановны Синявской.

22 июня 1779 года, одиннадцати лет от роду, Прасковья Ковалева дебютировала на сцене в комической опере Гретри «Опыт дружбы». 5 ноября 1780 года в московском доме графа Петра Борисовича двенадцатилетняя певица исполнила заглавную партию Белинды в комической опере «Колония, или Новое селение». Пик театральной карьеры Прасковьи Ковалевой приходится на тот период, когда театром управлял граф Николай Петрович. По его желанию артистка получила сценический псевдоним Жемчугова. Всего в репертуаре певицы, обладательницы великолепного драматического сопрано, было около 50 оперных партий. Знаменитый портрет Прасковьи Жемчуговой в самой известной ее роли – роли Элианы, написанный неизвестным художником, сегодня, как и прежде, находится в Останкинском дворце.

Художник Н.И. Подключников. Вид усадьбы в Останкине

Размах «театральных затей» графа Николая Петровича стал столь значителен, что его уже не удовлетворяли помещения, оборудованные его отцом в московском доме и в Кусковской усадьбе. В 1785 – 1787 годах он перестроил старый театр в Кусково, но и этого ему оказалось недостаточно.

После смерти отца, когда он стал полновластным хозяином громадных имений, он решил осуществить свою давнюю мечту о новом театре. В феврале 1790 года он объявил о строи тельстве дворца в имении Останкино. Главным его помещением должен был стать театральный зал и сцена, оборудованные не хуже, чем в театрах Европы. Строительство началось в 1792 году и завершилось в 1798 году. К его проектированию в разное время привлекались архитекторы Иван Старов, Винченцо Бренна, Франческо Кампорези. Огромную роль в строительстве Останкинского дома играли крепостные мастера, в том числе архитекторы Алексей Миронов, Павел Аргунов, Григорий Дикушин и др. При доме под руководством садовников Ф. Рида и Р. Маннерса был устроен «Увеселительный сад». Весной и летом 1797 года граф уже принимал в Останкино высоких гостей.

Останкинский дворец. Театральный зал

Доходы, получаемые с многочисленных имений, давали возможность графу Николаю Петровичу осуществлять все дорогостоящие затеи. Систему управления хозяйством, основанную отцом, он не изменил. Сам он, судя по сохранившимся в архиве документам, был гуманным помещиком. Так, 2 мая 1799 года он шлет из Фонтанного дома управителю Останкина следующие повеление: «Как по нынешнему рабочему времени высланные в Останково крестьяне должны упустить свои пашни за севом хлеба, то и дать мне знать не помедля, какая дана им льгота в замене их работы». Другое повеление, датированное этим же днем, адресовано кусковскому управителю: «Касательно находящихся в Кускове при училище Степана Носова и дьяка Петра Наумова, по сделанным ими успехам, как в списках об учениках значится, позволяю сделать им прибавку к жалованью».

Как рачительный хозяин, время от времени он напоминал своим служащим об их обязанностях. Так, 11 декабря 1801 года он написал своей домовой канцелярии: «Желание мое есть в следующем. 1). Сохранить назначенный порядок по Канцелярии во всех делах. 2). Охранить истину правосудия, лихоимство отвратить и доставить особливо бедным защиту. 3). Архиву учредить, чтобы неразобранные многие дела привести в порядок хранения. 4). Часть геодезии учредить. Чтобы планы были в своем порядке и по описям. 5). Сколько можно стараться, дабы челобитчики Канцеляриею не были задержаны и скорее решение… получали. 7). Все законы в своем порядке чтобы экспедиторами были хранимы…» Из этого распоряжения становится более понятна структура и обязанности его администрации. При Николае Петровичи служили управителями частично те люди, которых назначил еще его отец, а частично – по его выбору, но характерно, что в большинстве своем это были люди из тех же самых семей, члены которых начинали свою службу при его отце.

Однако графу Николаю Петровичу пришлось оставить Москву, и снова не по своей воле.

Петербург (1796 – 1809)

В марте 1795 года Екатерина II наградила тайного советника графа Н.П. Шереметева орденом Св. Александра Невского и повелела служить в Межевом департаменте Сената. Для «отправления» новой должности он переселился в Петербург, но наезжал в Москву, где продолжалось строительство Останкинского дворца, Странноприимного дома и где был его театр.

Художник М.-Ф. Дамам де Мартре. Конец XVIII в. Вид набережной реки Фонтанки

Смерть императрицы в ноябре 1796 года застала графа Шереметева в Петербурге. На престол вступил Павел I, с ним граф Николай Петрович был близок с детских лет. Граф Шереметев занял видное место при дворе с первых месяцев нового царствования. В годы правления Павла ему приходилось исполнять самые разные поручения, в том числе участвовать в тех делах, которые Павел считал для себя самыми важными.

6 ноября 1796, в день своего восшествия на престол, Павел назначил графа Николая Шереметева обер-гофмаршалом своего двора.

Патент на это звание, хранившийся в архиве Фонтанного дома, гласит: «Милостию Божией, Мы, Павел I…Известно да ведомо будет каждому, что Мы графа Николая Шереметева, который Нам тайным советником служил, за оказанные его к службе Нашей ревность и прилежность в Наши обер-гофмаршалы тысяща седьмсот девяносто шестаго года ноября шестаго дня Всемилостливейше пожаловали…»

Обер-гофмаршал ведал хозяйством двора и придворными служителями, организацией разного рода придворных торжеств, отвечал за содержание императорского стола и т. д. Должность эта требовала присутствия в Петербурге, в Гатчине, в Павловске – там, где находился император со своим двором.

1 февраля 1797 года государь пожаловал ему высший орден империи – орден Св. Апостола Андрея Первозванного. В апреле 1797 года Павел официально ввел в России награждение орденом Св. Анны, учрежденным еще в 1735 году герцогом Карлом-Фридрихом Голштейн-Готторпским в день десятилетия его свадьбы с дочерью Петра I цесаревной Анной Петровной. Граф Шереметев получил этот орден одним из первых.

Весной 1797 года двор и приближенные Павла I двинулись в Москву, где 5 апреля состоялась коронация. В Первопрестольной давались балы, устраивались народные гулянья. Граф Николай Петрович 30 апреля 1797 года принимал в Останкино Павла I и 7 мая устроил праздник в честь бывшего польского короля Станислава-Августа Понятовского, тот пользовался покровительством Павла и также принимал участие в коронационных торжествах. Украшением обоих приемов стала опера «Браки самнитян», в ней исполнила свою коронную партию Элианы Прасковья Жемчугова. Это было ее последнее выступление на публике и последний спектакль театра.

После возвращения графа с коронационных торжеств в Петербург в 1797 году еженедельные рапорты, присылаемые Николаю Петровичу из Москвы, становились все тревожнее – труппа его театра переживала кризис: отсутствие хозяина и безделье приводило артистов к деградации, к пьянству и разным «непотребствам». Уезжая в 1795 года из Москвы в Петербург, граф Николай Петрович взял с собой нескольких артистов театра. Кроме Прасковьи Ивановны с ним прибыли Анна Буянова, Татьяна Шлыкова, Елена Казакова, Степанида Мукосина, Петр Калмыков и некоторые другие. В январе 1800 года граф отправил в Останкино распоряжение, по которому в труппе оставлено только 14 балетных актеров. «…Остающихся… танцовщиков, …выбрав некоторых из них годных, сделав также рассмотрение, где и как им оставаться, представив об оном мне на рассмотрение. …Девушкам, занимавшим… места актрис и танцовщиц, даю я дозволение приискать себе женихов, коим в награждение и назначаю каждой суммы в приданое… всех тех девушек, что значатся в… списке, отправить (из Останкино. – А. К .) в Москву, кроме Анны Буяновой и Матрены Ковалевой, коим позволяю я остаться… для приискания себе пристойных партий…». Анна Буянова получила вольную и вышла замуж за доктора Лахмана, получив в приданое 5 тысяч рублей. Матрена Ковалева в мае 1800 года обвенчалась в Москве с капельмейстером Петром Калмыковым. Некоторые девушки вышли замуж за крепостных, занимавших разные должности в шереметевской администрации, все они получили определенные графом суммы в качестве приданого. Так, Степанида Мукосина была освобождена от крепостной зависимости и вышла замуж за петербургского управителя Жаркова, получив «в награждение» 3 тысячи рублей. Кто-то из актеров остался служить в Петербурге «при особе» графа Николае Петровиче, других разослали по разным вотчинам, и «употреблены» они по разумению управителей. Например, Гаврила Шлыков в 1820-х годах стал часовым мастером. Но никто из них театральную карьеру не продолжил. Театр перестал существовать.

Обязанности по службе графа Н.П. Шереметева не позволяли ему жить так, как ему хотелось. Император Павел давал ему одно поручение за другим.

В 1798 году граф Шереметев назначается членом Комиссии по установлению порядка принятия русских дворян в орден Мальтийских рыцарей.

Конвенцию с орденом Иоанна Иерусалимского Павел I подписал в январе 1797 года. Было учреждено Великое русское приорство, наряду с католическим. В ноябре 1798 года Павел I стал великим магистром (гроссмейстером), Мальта, которой угрожал Наполеон Бонапарт, перешла под протекторат России.

Художник Дж. Аткинсон. Граф Николай Петрович Шереметев (фрагмент портрета)

Комиссия, рассматривавшая вопрос о членстве русских дворян, постановила, что в Орден могут вступать по праву рождения – то есть те дворяне, чья родословная должна быть документально доказана на протяжении 150 лет, на шесть поколений вглубь. Достойнейшие из членов Ордена получали так называемые командорства – населенные имения, часть доходов с которых шла в казну Ордена. Графу Шереметеву Павел пожаловал командорство еще в июле 1797 года, это были села и деревни в Московском уезде, всего 703 души. В 1798 году Шереметев получил в награду и Большой командорский мальтийский крест. Его портрет в одеянии мальтийских кавалеров написал английский художник Дж. А. Аткинсон, который создал целую галерею портретов мальтийских кавалеров. Эти большеформатные парадные портреты ныне находятся в собрании Государственного Русского музея и экспонируются в Михайловском замке – любимой резиденции Павла I.

Осенью 1798 года граф Николай Петрович тяжело заболел. 1 ноября 1798 года, поправившись, он назначается обер-камергером двора. Это звание, самое значительное из придворных званий, еще более приблизило графа Николая Петровича к императору.

Павлу I было хорошо известно об увлечении Шереметева театром. Поэтому в феврале 1799 года император поручил ему управление казенными театрами. Однако здесь граф Николай Петрович не преуспел. В марте он обратился с письмом к русскому послу в Лондоне графу Семену Романовичу Воронцову, в котором просил пригласить на службу в Россию танцовщиков и танцовщиц, в том числе Дидло с женой. Однако посол в резкой форме отказался от выполнения подобного поручения, сославшись на то, что он любит музыку, но ничего не понимает в балете, и что он «…никогда не будет порукой нравов и правил людей театра, если они еще и французы». Шереметева обескуражил такой ответ, и он вскоре передал управление театрами обер-гофмаршалу Александру Нарышкину.

В том же 1799 году граф Н.П. Шереметев стал шефом (директором) Пажеского корпуса. Пажи – придворные чины, которые появились в России при Петре и Екатерине I, по образцу западноевропейских дворов. Это были юноши из самых знатных семейств, которые потом выходили в военную или статскую службу, но для части из них это звание становилась началом придворной карьеры. При императрице Елизавете Петровне появился Пажеский корпус для воспитания пажей. Эта своего рода дворянская школа существовала наряду с Кадетским и Морским корпусами. Пажеский корпус того времени имел полугражданский статус, достаточно неопределенный.

Новую программу обучения и воспитания пажей по просьбе графа Шереметева разработал академик Федор Иванович Миллер. Миллер был хорошо знаком ему с 1770-х годов, когда историк помогал его отцу в издании писем и бумаг фельд маршала. 10 октября 1802 года вышел Высочайший рескрипт об учреждении Пажеского корпуса нового образца, преобразованного из придворного пансиона в военную школу, чтобы «подготовить молодых людей из лучших родовых и служилых семей для службы в рядах войск». «Положение» о корпусе разработали шеф (граф Н.П. Шереметев) и военный педагог (генерал Фридрих Максимилиан (Федор Иванович) Клингер). Корпус помещался на Фонтанке в доме, где находилось позже Училище правоведения. После реорганизации корпус в 1802 году возглавил уже другой человек, поскольку при новом императоре граф Николай Петрович «отошел в тень».

Граф Шереметев продолжал получать награды – так, в 1800 году он был удостоен французского ордена Св. Лазаря. Но время императора Павла и вместе с тем важнейший период жизни графа Николая Петровича близились к концу. Вечером 11 марта 1801 года граф Шереметев, в числе немногих близких к императору людей, присутствовал на ужине в Михайловском замке, после которого Павла убили.

Перестройка Фонтанного дома. Личная жизнь

В конце 1795 года, как говорилось выше, граф Николай Петрович переселился в Петербург. Фонтанный дом стал для него основным местом его пребывания до конца жизни.

Те два десятка лет, когда его отец граф Петр Борисович жил с семьей в Москве, Фонтанный дом чаще всего пустовал. Иногда по распоряжению хозяина он служил местом краткого пребывания кого-либо из родни, иногда сдавался внаем.

Так, 12 мая 1774 года граф П.Б. Шереметев шлет управителю петербургского Фонтанного дома Петру Александрову следующее повеление: «...Поехал в Петербург Василий Сергеевич Шереметев... Покои отвесть ему графини Варвары Петровны: то есть большую прихожую, предспальну, спальну и кабинетец ея, для людей же его отвесть покои в службах, где пристойно...»

В 1788 году дом сдавался в аренду сроком на два года португальскому посланнику с платой 3000 рублей в год, и тогда дом пришлось серьезно ремонтировать. В 1790 и 1791 годах дом нанимал князь Владимир Борисович Голицын, плативший по 4 тысячи рублей в год.

Сохранилось довольно схематичное изображение Фонтанного дома среди других сооружений на набережной Фонтанки, исполненное художником Дамам де Мартре в 1799 году.

Оказавшись в столице, граф Николай Петрович, один из богатейших людей страны и важный вельможа, должен был вести широкий образ жизни: устраивать приемы для большого числа гостей, принимать высочайших особ, иностранных дипломатов. Фонтанный дом изрядно обветшал и нуждался в расширении и украшении в новом вкусе, отличном от стиля середины XVIII столетия. На смену пышному стилю барокко пришли художественные приемы стиля классицизм, восходящие к античным прообразам. Граф Николай Петрович пригласил для переделок своего дома известных петербургских архитекторов, прославившихся своими сооружениями в новом вкусе, – Старова, Воронихина, Кваренги. Под их началом в Фонтанном доме работали и крепостные архитекторы графа Шереметева – Павел Аргунов, Василий Дикушин…

Иван Егорович Старов (1745 – 1808), один из самых видных зодчих екатерининской эпохи, автор проекта Таврического дворца и Троицкого собора в Александро-Невской лавре, по заказу Павла Петровича работал в Гатчинском дворце, который мог порекомендовать его графу Шереметеву. Старов изменил первоначальную планировку второго этажа дома и заменил в доме деревянные лестницы каменными. Была переделана отделка внутренних покоев – уничтожены «плитошная» и «китайская» комнаты, сняты деревянные панели и штофы. Стены некоторых интерьеров отделываются искусственным мрамором (стюком). Старов предлагал спальню графа сделать «хрустальной», возможно, в подражание интерьерам в Большом Царскосельском дворце, созданным архитектором Камероном. В это время сняли обветшавшие деревянные скульптуры с крыши здания и убрали фигуры деревянных коней работы Дункера.

Архитектор Андрей Никифорович Воронихин (1759 – 1814), несмотря на то что был загружен работой по сооружению Казанского собора, создал проекты некоторых элементов убранства интерьеров (камины).

Самую значительную работу по обновлению Фонтанного дома в конце XVIII – начале XIX веков проделал архитектор Джакомо Кваренги (1744 – 1817), выдающийся зодчий Петербурга эпохи классицизма, автор десятков построек, которые до наших дней служат украшением города.

Полли Дж. Архитектор Дж. Кваренги 1810-е гг.

После смерти Екатерины II количество заказов ему от двора сократилось. Тогда он достраивал на соседнем с Фонтанным домом участке здание для Екатерининского института.

В 1798 – 1799 годах он произвел ремонт и перестройки интерьера домовой церкви Святой великомученицы Варвары. Ее стены были облицованы искусственным мрамором (стюком) столь любимого зодчим Кваренги насыщенного желто-коричневого оттенка, который сохраняется и поныне.

В 1798 году Кваренги-архитектор начал работать над проектом Галереи, примыкающей под прямым углом к южному крылу Фонтанного дома. Двухсветная галерея была задумана как самое большое и парадное помещение дома, архитектор позже сам писал, что он хотел сделать этот интерьер как можно благороднее и величественнее. Перекрытие ее было решено в виде кессонированных сводов, в центре спроектирован световой купол, стены и своды предполагалось расписать и украсить лепными барельефами, а в качестве главного архитектурного мотива зодчий предполагал декорировать галерею колоннами искусственного мрамора. Галерею и дом связывало помещение Овального проходного кабинета. Идеи для украшения Галереи предлагал графу Николаю Петровичу французский архитектор Луи Депре, приславший целый альбом эскизов.

В 1801 году работы по пристройке Галерейного флигеля начались, но так и не завершились: хозяин дома внезапно потерял интерес к своей затее.

К началу XIX века в результате перепланировок помещения второго этажа Фонтанного дома, расположенные к северу от Парадной лестницы, бОльшие по размеру и более парадные по отделке, использовались для приемов. Среди них было и самое большое на тот момент помещение – так называемая «Двенадцатиоконная зала». Южная часть анфилады второго этажа носила жилой характер, там размещались кабинет и спальня хозяина.

Переделки коснулись и сада, где сломали Эрмитаж и оранжерею и по проекту Кваренги построили манеж, строгий классический портик которого, обращенный в сад, сохранился до наших дней. В саду возвели деревянный Летний дом с центральным двухсветным залом. В 1802 году построили каменные ворота по границе усадьбы, обращенной на Литейную улицу.

Чем занимался граф Николай Петрович в своей частной жизни? Известно, что много музицировал и читал. Он собрал большую библиотеку, которая насчитывала около двух тысяч томов. Его библиотека состояла почти исключительно из книг на французском языке – книги французских авторов и переводы на французский язык. Книги приобретались у книгопродавцев в Москве и Петербурге, выписывались из-за границы.

Здесь было множество театральных пьес французских драматургов – Вольтера, Расина, Мольера, пьесы Шекспира, произведения античных авторов в переводе на французский язык, пьесы Сумарокова, также переведенные на французский, там были либретто опер и балетов, трактаты по теории музыки, по технике театрального дела.

В его библиотеке имелись труды по теории и истории искусства Винкельмана и Палладио. Украшением ее стало собрание гравюр и эстампов. На полках стояли произведения античных авторов во французских переводах, Гете по-французски, Мильтона в оригинале, произведения современных ему Скюдери, Жанлисс…

Библиотека имела огромный медицинский отдел, интерес к такого рода трудам объясняется, скорее всего, слабым здоровьем графа Николая Петровича.

Обширный исторический отдел содержал книги по всеобщей истории, истории многих стран мира, мемуары, относящиеся ко времени Великой французской революции. Любопытно, что историю России в его библиотеке представляли труды французских и английских авторов.

Немалое место занимали в библиотеке сочинения отцов церкви, в основном западноевропейских католических авторов, а также философские трактаты Монтеня, Вольтера, Руссо, Монтескье.

Библиотека, собранная графом Н.П. Шереметевым, была типичной для интеллектуальных запросов образованного русского аристократа эпохи Просвещения. Она бережно сохранялась его сыном и внуком и всегда хранилась отдельно как памятник своего времени.

Образы жизни графа Николая Петровича в московский и в петербургский периоды жизни сильно отличались друг от друга.

В Москве, при жизни отца и после его смерти, граф Шереметев жил широко и хлебосольно, оправдывая свое прозвание «Крез меньшой». В Петербурге, несмотря на высокое служебное положение, он жил далеко не так широко и открыто. Близких друзей среди равных ему по происхождению и богатству было немного. С юных лет дружил с князем Александром Борисовичем Куракиным, который в годы царствования Павла был вице-канцлером. Еще со времени жизни в Москве поддерживал близкие отношения с Дмитрием Адамовичем Олсуфьевым, московским губернским предводителем дворянства.

Другой близкий ему человек, князь Андрей Николаевич Щербатов, приходился ему родственником, поскольку его матерью была Анна Васильевна Шереметева, дочь Василия Серге евича Шереметева.

Князь Петр Васильевич Урусов, его дальний родственник, и князь Александр Михайлович Голицын в московский период сблизились с ним из-за особого пристрастия к театру. Граф Николай Петрович оплачивал театральную ложу для князя Урусова.

Среди более-менее близких ему людей в Петербурге надо назвать еще графа Григория Григорьевича Кушелева, который служил при Малом дворе и звался среди современников «гатчинским адмиралом». Он был соседом графа Николая Петровича – его дом находился рядом с Фонтанным домом.

В столице он поддерживал отношения с князем Николаем Борисовичем Юсуповым и графом Павлом Сергеевичем Потемкиным – страстными театралами и меломанами.

С некоторыми вельможами он был связан по долгу службы в Сенате или при Дворе. Среди них петербургский генерал-губернатор (и организатор заговора против императора Павла) граф Петр Алексеевич Пален, граф Юлий Помпеевич Литта – посланник Ордена Святого Иоанна Иерусалимского (позже – обер-гофмейстер двора), статс-секретарь Дмитрий Прокофьевич Трощинский, управляющий Кабинетом императрицы Марии Федоровны Михаил Иванович Даноуров. Он состоял в переписке с Екатериной Романовной Дашковой и с Гавриилом Романовичем Державиным, главным образом, по делам службы.

Управителем Фонтанного дома при графе Николае Петровиче служил Никита Александров, сын управителя Петра Александрова. Как и отец, граф Николай Петрович проявлял заботу о своих служащих. Так, в августе 1796 года он писал из Москвы в домовую канцелярию Фонтанного дома: «Детей Петра Александрова стараться отдать учиться грамоте, читать, писать по-русски, а также и арифметике, а по прописанные …науки – оставить». На территории усадьбы существовала своя больница, где лечили дворовых людей графа.

1798 год стал для графа Николая Петровича особенно трудным: он тяжело заболел, чуть было не подвергся опале, и совершенно неразрешимой казалась ему главная проблема его частной жизни – отношения с Прасковьей Ковалевой, с 1788 года ставшей его фактической женой.

В Фонтанном доме конца XVIII века существовала так называемая тайно-семейная половина, которая находилась в южной части здания, рядом с домовой церковью. Это комнаты Прасковьи Ивановны: спальня, предспальня и гостиная, называемая Красной, или Суконной, комнатой, по цвету сукна обивки стен. В ее покои можно было попасть из спальни графа Николая Петровича по специальному мостику-переходу. Под окнами своей спальни, выходящими в сад, она посадила клен, а граф Николай Петрович – березу, и эти деревья как памятник их любви долго еще росли в саду.

Прасковья, едва появившись на сцене театра, сразу привлекла к себе внимание молодого графа – сперва как талантливая артистка, а вскоре и как женщина. Но только после смерти отца, которого граф Николай Петрович с детских лет побаивался, они стали жить вместе открыто.

После переезда в Петербург ее положение невенчанной жены (и в Москве – непростое) стало еще тяжелее. Она уже не могла выйти на сцену и хотя бы на время спектакля забыть бросаемые на нее злые или завистливые взгляды, не слышать шепота за спиной. Театр распустили, и ее карьера как певицы закончилась. Последнее выступление Прасковьи на сцене состоялось в мае 1797 года, при посещении Останкино царственными гостями.

В народе таких невенчанных жен называли «барская барыня». Это был нелегкий крест. Прасковья не могла себя чувствовать хозяйкой в доме, не могла принимать вместе с графом гостей и сопровождать его – для общества и двора он оставался холостым мужчиной.

У нас мало достоверных сведений о том, чем занималась Прасковья Ивановна в Фонтанном доме с конца 1795 года по момент своей смерти в феврале 1803 года.

«При ее комнатах» по распоряжению Николая Петровича «состояли» несколько ее подруг, бывших актрис театра, – Татьяна Шлыкова, Степанида Мукосина, Марфа Урузова.

Ближе других девушек была Татьяна Васильевна Шлыкова. Ее отец, приписанный к крестьянам села Павлова, нижегородской вотчине графов Шереметевых, служил оружейным мастером при Ригскаморе в Фонтанном доме при графе Петре Борисовиче. Мать, Елена Ивановна, состояла при графине Варваре Алексеевне и даже была ее доверенным лицом. Татьяну взяли на обучение примерно в семь лет. Она стала первой танцовщицей в театре еще во времена графа Петра Борисовича, танцевала перед Потемкиным в Кусково и получила от него в подарок дорогой платок. Екатерина II после спектакля подарила девушке несколько червонцев.

В Фонтанном доме не было театрального зала, здесь не устраивались театральные представления. Известно лишь об одном концерте Прасковьи Жемчуговой в Петербурге, состоявшемся 13 февраля 1797 года. Она пела перед императором, императрицей и сопровождавшими их придворными. В этот день Павел I со свитой неожиданно нагрянул к заболевшему графу Николаю Петровичу. К такому визиту хозяин был совсем не готов, но устроил для гостей небольшой концерт. Пение Прасковьи так понравилось гостям, что она получила в подарок от императора перстень ценою в 1000 рублей. Об этом на следующий день сам граф писал в письме своему московскому управителю Алексею Агапову. Тот импровизированный концерт происходил в Двенадцатиоконной зале Фонтанного дома. Это помещение находилось в северном крыле дома и имело двенадцать окон, выходивших как в парадный двор, так и в сад, оно считалось тогда самым большим и парадным в доме. (На месте этой залы в 1840-х годах появились Малиновая гостиная и Спальня.)

Круг общения Прасковьи Ивановны ограничивался в те годы лишь близкими ей людьми. Большую часть времени она проводила в стенах Фонтанного дома, выезжала главным образом в церковь. Домовая церковь Святой великомученицы Варвары перестраивалась. Мы не знаем, бывала ли она в приходской церкви Симеония и Анны на Моховой улице. Известно, что и она, и граф Николай Петрович особенно почитали Воскресенскую церковь на Воскресенском проспекте. После рождения сына она пожертвовала главной храмовой святыне – иконе Божией Матери – бриллиантовую с аметистами цепь, которая оценивалась более чем в 11 тысяч рублей. Граф Николай Петрович пожертвовал для украшения ризы иконы драгоценный сапфир ценою почти 4 тысячи рублей. Когда старый храм обветшал, на его месте в 1817 – 1818 годах по проекту архитектора Луиджи Руска выстроили новый каменный храм Божией Матери Всех Скорбящих Радости, он и ныне стоит на пересечении Шпалерной улицы и проспекта Чернышевского (бывшего Воскресенского). Для того чтобы хватило денег на строительство, продали многие подношения к иконе, в том числе и дар Прасковьи Ивановны.

Граф С.Д. Шереметев, опубликовавший немало документов из семейного архива, обнаружил распоряжение графа Николая Петровича от 16 августа 1801 года, относящееся к занятиям Прасковьи Ивановны в петербургский период ее жизни: «Собственной моей канцелярии. Заплатить из наличной суммы госпоже Ковалевой за вышивку на десяти парах синих официантского платья золотом по 235 рублей за пару, итого в числе 2350 рублей за выдачею ей 1100 рублей достальных 1250 рублей…»

Осенью 1798 года Прасковья Ивановна тяжело заболела. После ее выздоровления 15 декабря 1798 года граф Николай Петрович подписал ей вольную. Но осмелиться на брак с нею тогда он не смел. По законам Российской империи священник мог обвенчать пару, если между будущими супругами не было близкого родства, а мужчина, находившийся на службе, получил разрешение на брак от своего начальства. Вряд ли император Павел I, который и был начальником графа Шереметева, дал бы разрешение на брак с недавней крепостной.

Граф Николай Петрович решился на необычный и даже рискованный для него поступок – с помощью доверенных служащих найти доказательства того, что предки Прасковьи Ивановны происходили из «благородного сословия». В этом деликатном деле ему помогали его крепостной стряпчий Никита Гаврилович Сворочаев и …Меркулов, «служитель дома» обер-камергера и действительного статского советника князя Александра Михайловича Голицына, с которым граф поддерживал дружеские отношения. Меркулов должен был найти подходящий дворянский род, члены которого согласились бы за деньги признать (приписать) деда и отца Прасковьи Ивановны к своему роду. В западных губерниях империи существовало несколько родов шляхтичей Ковалевских, обнаружить их помог Алексей Федорович Малиновский, директор Московского Главного архива. (В начале 1790-х годов сам Малиновский уже прошел этот путь. Ему, как и некоторым другим служащим Архива, было отказано в повышении по службе, потому что он происходил не из дворян. Он отправился в Могилевскую губернию, где разыскал неких шляхтичей Малиновских, те признали московских Малиновских своими родственниками. Вернувшись в Москву с нужным документом и присовокупив подходящие выписки из Архива, Алексей Федорович послал их в Коллегию иностранных дел и получил аттестат, в котором он признан по происхождению «природным дворянином».)

В архиве в делах Разрядного приказа отыскали необходимую справку, из нее следовало, что в 1666 году во время войны России с Польшей в плен попал некий шляхтич Полоцкого воеводства Якуб Ковалевский. Оказавшись в Москве, он сообщал, что «у его отца и у него есть населенные деревни и служил он шляхетскую службу». Шляхтич Ковалевский просил взять его на службу к русскому царю, что и было сделано.

Придумали легенду о том, что его внук Степан Сергеевич Ковалевский, «вольный послуживец» графа Петра Борисовича Шереметева, по ошибке был записан в подушный оклад во время ревизии 1744 года и стал таким образом крепостным.

Одновременно в шереметевском домовом архиве «нашлось» письмо к графу Шереметеву, помеченное 12 января 1747 года. В этом «письме» Степан Сергеев сын Ковалевский писал: «…службу вашему высокографскому сиятельству верно и неизменно отец мой Сергей Яковлевич служил его высокографскому сиятельству блаженной памяти фельдмаршалу …и от службы своей никогда не отбывал, только известно вашему высокографскому сиятельству, что дед мой родной Яков Семенович был не в рабстве, а послуживец ваш природный польский шляхтич прозванием Ковалевский, герб свой имеет… ныне слышу, что записывают в ревизские подушные оклады и прозвище ныне переменили на Кузнецовых. Смилуйся, государь, ваше высокографское сиятельство, явите отеческую высокую вашу милость, не приписывайте ныне в крепостные… я и без того верный ваш слуга до смерти». Далее он писал, что со временем произошла трансформация их родовой фамилии в Ковалевых, потом Кузнецовых, поскольку на графской службе занимались они кузнечным делом.

Однако для того, чтобы шереметевские «послуживцы» были признаны однородцами шляхетского рода Ковалевских, требовались доказательства. По закону при отсутствии документов (которые могли быть утрачены) практиковалось свидетельство местных дворян – двенадцати «благородных особ». Стряпчий Меркулов сумел подобрать таких свидетелей и подготовить депутатов дворянского собрания губернии (в документах она не названа) для принятия положительного решения. В письме на имя Сворочаева от 29 декабря 1802 года Меркулов, не называя имен, без утайки пишет, сколько это будет стоить. «…В прошлом году следы мною сысканы и положено было на твердом выполнении, но его сиятельству угодно было остановить и меня отозвать не окончивши. Теперь по прошествии года и по переменившимся там обстоятельствам нельзя никак располагать заочно, а паче с пересылкою денег, могущих подать соблазн… Надобно сказать о деньгах. Вот виды их употребления. Родственнику, согласившемуся принять в свой род, была договоренность 500, дворянам двенадцати человекам по 100. Губернскому дворянскому предводителю действительному статскому советнику надобно будет подарок до 500, в прочем мелочный расход… до 350, наконец, поездка туда и пребывание и возврат… Наконец долгом своим поставляю вам объяснить, что дело сие весьма деликатно, в том краю, где до денег и подарков великие охотники даже до низости, и действуя, нужна крайняя осторожность, чтобы имя его сиятельства было устранено, а если его употребить, то потребности умножатся до великого градуса, что мною в прошлом году и изведано…»

Вероятно, Сворочаев надеялся получить от Меркулова все нужные бумаги и официально начать дело в признании в правах потомственного дворянства братьев Прасковьи Ивановны. Признание их в дворянском достоинстве автоматически означало то же самое для Прасковьи Ивановны. Были заготовлены все необходимые документы: копии отпускных всех братьев Ковалевых, доверенность Сворочаеву от Николая Ковалева на право вести дело о дворянстве (в доверенности он поименован Ковалевским), копия аттестата о его службе, свидетельство о приписке его отца и братьев к купеческому сословию.

Эти документы, сохранившиеся в архиве Фонтанного дома, свидетельствуют о готовящемся прямом подлоге. Вероятно, граф Николай Петрович хорошо понимал это, поэтому и колебался в принятии окончательного решения, о чем свидетельствует письмо Меркулова. Но это был выход, пусть и сомнительный, из того тягостного положения, в котором он находился, не смея официально вступить в брак с любимой им женщиной.

Поиски следов шляхетского происхождения Ковалевых не остались незамеченными среди шереметевских крепостных, особенно приближенных к графу. Архитектор Алексей Федорович Миронов (1745? – после 1807), работавший по поручению графов Шереметевых в Ростове, Останкино, …обратился к графу с просьбой об отпуске его на волю. Он аргументировал свою просьбу тем, что его предки тоже были польскими шляхтичами. По приказу графа Николая Петровича управитель Алексей Агапов произвел «следствие» о предках Миронова в домовом архиве и писал в марте 1802 года: «…Отец его …был в доме поваром, и тогда оная должность не считалась по дому за превосходную и отдавали учиться поверенному самого низкого состояния, следственно чужестранца и не употребили б в ту должность…». Агапов наводил справки также и в государственном архиве старых дел, и там нашли сведения о том, что отец Миронова был «природный крепостной» графа Петра Борисовича. В апреле 1802 года граф писал управителю: «…поручаю тебе ему сказать, чтоб не тревожился о своей свободе, которую он, конечно, будет иметь в том случае, если должен будет остаться после меня, но теперь желаю я и требую, чтобы он послужил мне и употребил себя на мою пользу, есть ли же нужна ему какая резонабельная прибавка в содержании, то я оную готов ему сделать». Есть и другой «польский след» среди шереметевских служащих – на могиле Екатерины Александровой (1748 – 1805), жены управителя Никиты Александрова, надгробная надпись гласила о том, что она происходила «из старинной фамилии смоленских дворян Дедешиных». Напомним, что Смоленск до середины XVII века входил в состав Речи Посполитой. Дедешины, судя по документам домового архива, были крепостными князей Черкасских, принадлежали к крепостной администрации, из семьи Дедешиных была взята нянька к маленькому графу Николаю Петровичу.

Среди неопубликованных записок графа С.Д. Шереметева, внука графини Прасковьи Ивановны, есть работа, озаглавленная «Полоняники». В ней он приводит некоторые доводы в пользу версии о польском происхождении предков крепостных Ковалевых: «…Вопрос о полоняниках еще не исследован… Следует водворение Якуба Полоцкого в имение князя Якова Куденетовича Черкасского Павлово на Оке…» Село Павлово среди других вотчин князей Черкасских перешло в род Шереметевых. Он пишет, что предки Татьяны Шлыковой тоже были «полоняниками литовскими» и тоже были «водворены» в селе Павлове.

Однако случившееся 11 марта 1811 года убийство Павла резко изменило ситуацию, в том числе и планы утвердить в дворянском достоинстве семью Ковалевых. На престол вступил новый император Александр I. Граф Шереметев, как и другие высшие придворные чины прошлого царствования, отошел в тень, но формально оставался на придворной службе. Двор отправился в Москву, где должна была состояться коронация.

В ходе коронационных торжеств, 1 октября 1801 года, император Александр I посетил Останкинский дворец и во время этого визита милостливо отнесся к старому другу своего отца. В обществе были хорошо известны либеральные воззрения молодого царя. И только тогда граф Николай Петрович решился на брак.

6 ноября 1801 года в Москве состоялось венчание графа Шереметева и Прасковьи Ковалевой. Граф Николай Петрович выбрал для этого не свою приходскую церковь Николая Чудотворца у Старого Конюшенного моста, а маленький древний храм Симеона Столпника на Поварской улице. Они жили в те дни неподалеку, в большом каменном доме на Воздвиженке, купленном у зятя, графа Алексея Разумовского, в 1799 году.

Венчание совершалось практически тайно, при участии узкого круга близких людей. «Брачный обыск» – документ, свидетельствующий о том, что препятствий к совершению брака нет, подписали, кроме жениха и невесты, князь Андрей Николаевич Щербатов, Алексей Федорович Малиновский и некто поручик Павел Нарбеков. Татьяна Шлыкова была единственной подругой Прасковьи Ивановны, которая присутствовала при венчании.

Однако брак этот состоялся с благословения московского митрополита Платона.

Через несколько дней, 10 ноября 1801 года, граф Николай Петрович распорядился, чтобы его московский управитель Петр Петров выдал «…покупной… и отданный мной вкладу в церковь Симеона Столпника, что на Поварской, один сосуд, потир, дискос, звезду, лжицу и 2 тарелочки серебряные вызолоченные, с разными каменьями 650 рублей, записав в расход на счет собственной моей суммы».

17 ноября граф отдал распоряжение увеличить содержание, выдаваемое Прасковье Ивановне, на 1500 рублей.

После венчания супруги вернулись в Петербург. Их греховная, с точки зрения церкви, связь была теперь освящена, и, казалось бы, души их должны обрести умиротворение.

Семья Ковалевых

Очень непростой проблемой оказалось положение родственников Прасковьи Ивановны. Перед Богом и людьми они стали частью графской семьи. Еще живы ее отец, родные братья, семья умершей сестры и многочисленная более дальняя родня – крестьяне нескольких шереметевских вотчин.

В фонде графов Шереметевых в Российском государственном архиве древних актов (РГАДА) хранится рукописный черновик статьи графа С.Д. Шереметева «Бабушка Прасковья Ивановна», помеченный 1900 годом. В этой рукописи, так и оставшейся неопубликованной при жизни автора, он пишет: «…Ей трудно было выносить и другой немалый крест – в лице своей семьи… Ее отец, составивший несчастье ее матери, служил дурным примером для подраставших братьев, и все заботы об их обучении и развитии остались мало вознагражденными… Только сестра упрочила свое положение, выйдя за даровитого музыканта Петра Калмыкова, …смерть ее после родов первого сына была великим горем для сестры…»

Ближайшие родственники Прасковьи Ивановны получили вольную и материальное обеспечение. Надо заметить, что граф Николай Петрович и раньше заботился о родителях своей фактической супруги. Так, 28 ноября 1796 года он писал из Фонтанного дома своему московскому управителю: «Дошло до моего сведения, что в Кускове мать больна Параши. То употреби все старание, чтобы позвать Гильденбранта или коли нужно, то и в Московский дом перевести и тут можно показать Фрезу. Старайся, сколько можно помочь…» Однако Варвара Борисовна не смогла поправиться и скончалась в конце того же 1796 года.

15 сентября 1797 года граф Николай Петрович отправил в Москву следующее распоряжение «Живущего в Кускове Ивана Степанова взять… в Останково, за ним примечать, чтобы жил порядочно… когда запьет, то, не дожидаясь моего приказа, перевести на житье в Останково и иметь за ним присмотр…». Весной 1801 года Иван Степанович Ковалев окончательно был переведен на жительство из Кусково в Останкино. В документах на выдачу свеч и дров он поименован «бывшим кузнецом». 14 ноября 1801 года граф Николай Петрович отдал распоряжение выстроить своему тестю в селе Останкино «на приличном месте деревянный дом». Иван Ковалев скончался в 1813 году.

Единственная сестра Прасковьи Матрена Ивановна Калмыкова, вышедшая чуть больше года назад за крепостного музыканта Петра Калмыкова, скончалась в июне 1801 года. Ее сына Николая Прасковья Ивановна взяла на воспитание. После смерти Прасковьи Ивановны Петр и Николай Калмыковы получили вольную.

Старший брат Прасковьи Ивановны Афанасий Иванович в 1797 году, когда ему исполнилось уже 26 лет, просил у графа разрешения жениться на крепостной девушке Анне Якимовой, и 12 мая 1797 года Николай Петрович распорядился: «Портному Афанасью…, который с дозволения женился, производить и на жену дачу хлебную и припасы мая с 1 числа». После того как Афанасий Иванович получил вольную, в январе 1803 года он записался в московское купечество по 3-й гильдии, «объявив» капитал в размере 2 тысяч рублей. Он жил со своей семьей в Кусково в специально построенном для него доме и получал из графской конторы содержание в размере 800 рублей в год. Второй брат Прасковьи, Николай Иванович, после получения вольной служил в Московском университете «типографщиком», в конце 1801 года по болезни уволен от службы. О брате Михаиле достоверных сведений разыскать пока не удалось. Самый младший из братьев, Иван Иванович, был предметом особой заботы Прасковьи и почти неотлучно оставался при ней до самой ее смерти. Он отличался большими способностями к наукам, в 1805 году его отправили учиться в Москву в частный пансион. После смерти графа Николая Петровича Иван Ковалев служил штатным писарем в Странноприимном доме, давал частные уроки в дворянских семьях.

Кроме родных братьев и сестры существовала более дальняя родня Прасковьи Ивановны. Почти все они получили от графа вольную, но оставались в привычной крестьянской среде.

Рождение сына и смерть графини Прасковьи Ивановны

3 февраля 1803 года в своей спальне в Фонтанном доме графиня Прасковья Ивановна родила сына, нареченного Дмитрием, в честь особо почитаемого в семье святителя Дмитрия Ростовского. 23 февраля 1803 года, через три недели после родов, графиня скончалась.

Татьяна Шлыкова не разлучалась с нею с момента их переезда в Петербург. Умирая, Прасковья Ивановна взяла с нее клятву, что подруга не оставит ее сына. Эту клятву Шлыкова сдержала и оставалась при графе Дмитрии Николаевиче до самой своей смерти в 1868 году. Она получила от графа Ни колая Петровича вольную и особый капитал, который позволил ей стать независимой в материальном отношении. Шлыкова с 1796 года и до самой своей смерти жила в Фонтанном доме. Около полувека ее «квартира», состоящая из нескольких помещений, находилась на первом этаже, к югу от центрального вестибюля.

Среди немногих документов шереметевского родового архива, относящихся к личности графини Прасковьи Ивановны, есть один особенный документ. Это черновик ее «официального» жизнеописания, который писан, возможно, И.С. Ананьевским, хорошо ее знавшим. В нем превозносятся ее добродетели, кратко описывается важнейшее событие в жизни супругов, рождение и крещение их сына, и, что особенно важно, содержится список «особ», которые пожелали проститься с покойной перед выносом ее тела из дому. Приведем это список полностью. В Фонтанном доме 26 февраля 1803 года побывали братья графы Петр Андреевич и Павел Андреевич Шуваловы, действительный тайный советник граф Самойлов с супругой, граф Илья Андреевич Безбородко с супругой, генерал-майор Василий Сергеевич Шереметев, обер-прокурор Синода Яковлев, статский советник Евреинов, камергер князь Мещерский, фрейлина Олсуфьева, князь Андрей Николаевич Щербатов с супругой и двумя дочерьми, архитектор Кваренги, доктор Лахман, надворный советник Машков.

Далее автор этой записки повествует о том, как проходили похороны. «…В исходе 7 часа приехали митрополит Новгородский и Санкт-Петербургский Амвросий с епископами, совершилась лития… Тело несено было мимо церкви по маленькой лестнице и двором на руках, несли Реметев, Малимонов и официанты… Сопровождали гроб в Лавру Реметев, Малимонов, Кваренги, Лахман, Машков и коллежский переводчик Камашев. По сторонам всего кортежа оберегали полицейские офицеры от стеснения народа, которого было… многолюднейшее стечение». Далее автор пишет, что ночь гроб простоял в старой Троицкой церкви, наутро графиню Шереметеву отпевали митрополит и два архиерея, гроб внесли в церковь Святого Лазаря и опустили в могилу у ног фельдмаршала.

Граф Николай Петрович на погребении не появился, поскольку, как сам он потом писал, «пребывал в бесчувствии».

Присутствие у гроба Прасковьи Ивановны столь разных по социальному положению людей, от аристократов до разночинцев, отражает то двойственное положение, в котором оказались, соединившись узами брака, граф Николай Шереметев и его бывшая крепостная актриса.

На ее надгробии сделана такая надпись: «Шереметева графиня Прасковья Ивановна, рожденная от фамилии Польских шляхтичей Ковалевских, супруга действительного тайного советника, сенатора, обер-камергера, Св. Андрея Первозванного, Св. Владимира 1-й степени и прочих Российских и иностранных орденов кавалера, графа Николая Петровича Шереметева, родилась 20 июля 1768, в супружество вступила 6 ноября 1801 в Москве, скончалась в С.-Петербурге 23 февраля 1803 в 3 часа по-полуночи».

Не пышный мрамор сей, бесчувственный и бренный,

Супруги, матери скрывает прах безценный.

Храм добродетели душа ея была.

Мир, благочестие и вера в ней жила.

В ней чистая любовь, в ней дружба обитала,

В ней верность искрення, чувствительность блистала.

Она и в смертный час в преданности своей

Всю чувствовала скорбь оставшихся по ней.

Какая же судьба несчастного супруга,

Сужденного влачить всю жизнь свою без друга!

Бесплодны вздохи, плач, тоска и тяжкий стон,

Которыми свое питает сердце он.

Но смерть ея была к бессмертию дорога;

Невинный дух ея в объятиях у Бога,

В покров нетления безсмертный облачен

И ликом ангельским повсюду окружен.

В жилище праведных всех благ лиющих реки,

О Боже, упокой сей чистый дух во веки.

До наших дней сохранилось очень мало вещей, принадлежавших Прасковье Ивановне. В библиотеке Государственного Эрмитажа ныне хранится попавший сюда из Фонтанного дома ее маленький молитвенник в красном переплете; о том, что это молитвенник Прасковьи Ивановны, свидетельствует надпись на нем, сделанная рукой подруги Татьяны Васильевны Шлыковой.

Несколько небольших вещичек, по преданию принадлежавших Прасковье Ковалевой, хранится ныне в Кусково, в том числе сделанные ее руками вышивки.

Остались портреты – прижизненные и посмертные.

Художник Н.И. Аргунов. Прасковья Ивановна Ковалева (портрет в красной шали)

Художник Н.И. Аргунов. Портрет графини Прасковьи Ивановны Шереметевой (в полосатом халате)

Прижизненных портретов Прасковьи Ивановны известно немного. После ее смерти крепостной художник Николай Аргунов с прижизненного погрудного портрета написал три портрета. На одном из них, самом известном, Прасковья Ивановна – в красной шали и с медальоном на груди, на котором изображен граф Николай Петрович. Это портрет находится сейчас в Кусково. Второй портрет, в полный рост, изображает ее в полосатом халате и в последний период беременности (также в Кусково). На обоих портретах у нее удивительно тонкое, красивое и одухотворенное лицо. Может быть, правы те, кто считал, что художник Аргунов любил Прасковью Ивановну… Третий портрет кисти этого художника изображает ее в гробу. Этот небольшой по размеру холст находился в Фонтанном доме, в комнате, где умерла графиня Прасковья Ивановна, а после расформирования Музея быта его передали в Останкинский дворец-музей.

Историк и фольклорист профессор Петр Алексеевич Бессонов, опубликовавший в 1872 году книгу о графине Прасковье Ивановне, нашел такие слова для описания ее внешности: «…Это вовсе не была так называемая русская красота… ни античной, ни классической, ни художественно правильной красоты в ней тоже не было… это то, что называют красотой выразительной, а выражается здесь душа… что-то зовущее, приковывающее и вместе с собой влекущее...»

После смерти жены (1803 – 1809)

Накануне кончины графини Прасковьи Ивановны, когда надежда на ее выздоровление исчезла, граф Николай Петрович написал несколько важных писем. Надо еще раз напомнить, что их венчание совершалось тайно, без оглашения и разрешения его начальства.

Одно письмо, на французском языке, обращено к императрице Елизавете Алексеевне. Второе, написанное по-русски, было вложено в послание к статс-секретарю Дмитрию Прокофь евичу Трощинскому с просьбой «поднести оное Его Императорскому Величеству». В этом письме граф Шереметев сообщил императору, что он «соединен священными узами брака», называет время и место венчания – 6 ноября 1801 года в церкви Симеона Столпника на Поварской, а также о рождении 3 февраля 1803 года наследника и о смертельной болезни супруги. О ней граф написал следующее: «Жена моя… воспитана в доме отца моего с отличностью и чрез нежные мои об ней попечения образовала себя по чувствам приличнейшим нынешнему ея состоянию…» Он писал, о своем раскаянии в том, что «…нарушил установление придворного порядка и не доложил о том предварительно; и для того, упадая к стопам Вашего Императорского Величества, дерзаю в горести моей испрашивать одной милости, чтобы осчастливить и подать мне отраду хотя единым начертанием священного слова, что сие не противно воле вашей, но может удостоено быть и благоволительного принятия…». Письменного ответа граф не удостоился, но через Трощинского ему дали знать, что он властен был жениться когда и на ком хотел и что «обстоятельства сего брака не переменяют… милостливого расположения…» нового императора к обер-камергеру графу Шереметеву.

Это очень важное обстоятельство – Александр I мог своей властью повелеть объявить брак недействительным, а ребенка, вследствие этого, незаконнорожденным. Некоторые влиятельные родственники могли быть заинтересованы в таком исходе дела, поскольку речь шла о судьбе огромного шереметевского состояния. Если бы граф Дмитрий был признан незаконнорожденным, то после смерти его отца состояние перешло бы в руки ближайшей родни.

Граф Сергей Дмитриевич Шереметев прямо писал в своих воспоминаниях об отце: «…Брак деда был многим неприятен, как и рождение отца…». Родня со стороны отца у маленького графа Дмитрия была влиятельная. Прежде всего это Шереметевы (не графы) – потомки его двоюродных дедов, Василия Петровича и Владимира Петровича, братьев фельдмаршала. В первых вариантах своего завещания, составленных еще до женитьбы и рождения сына, граф Николай Петрович объявил главным наследником имения генерал-майора Василия Сергеевича Шереметева, своего троюродного брата. Василий Сергеевич – внук генерал-майора Василия Петровича Шереметева. Главные имения этой ветви рода находились в нижегородском крае, поэтому их часто называют «нижегородскими» Шереметевыми. В завещании графа Николая Петровича Шереметева, написанном в 1804 году, после рождения сына, говорится: «...В случае кончины графа Дмитрия Николаевича до совершеннолетия и бездетного, ...предоставляю все оставшееся после меня движимое и недвижимое имение… отдать в вечное и потомственное владе ние родственнику моему Генерал-майору Василию Сергеевичу Шереметеву... Когда по кончине моей останется в живых сын мой граф Дмитрий или по смерти его законные дети и потомки,... то родственнику моему Генерал-майору Василью Сергеевичу доставить сто тысяч рублей».

Художник О.А. Кипренский. Василий Сергеевич Шереметев

Об особой близости графа Николая Петровича и Василия Сергеевича свидетельствует и тот факт, что Василий Сергеевич был назначен одним из управляющих имениями малолетнего графа Дмитрия Николаевича, и то, что именно он довел до конца начатое Николаем Петровичем и Прасковьей Ивановной благое дело – открытие Странноприимного дома, которое состоялось в 1810 году. Василий Сергеевич стал первым его попечителем, исполняя эту непростую обязанность до 1824 года, до совершеннолетия сына учредителя.

Василий Сергеевич Шереметев и его семейство в конце XVIII – начале XIX веков жили в Петербурге и поддерживали тесные семейные связи с обитателями Фонтанного дома.

Было еще несколько Шереметевых, родственников по линии генерал-аншефа Владимира Петровича Шереметева, самого младшего брата фельдмаршала. Они жили или в Москве, или в своих имениях. С ними граф Николай Петрович также поддерживал родственные отношения, хотя и не очень близкие.

С Салтыковыми и князьями Урусовыми, с которыми Шереметевы породнились еще в конце XVII – начале XVIII веков через браки дочерей фельдмаршала, он поддерживал отношения, но не очень близкие. Отношение к нему князей Долгоруких оставалось враждебным. Граф Николай Петрович, как и его отец, считал своим долгом «награждать» недвижимым имением и деньгами всех родственников, потомков тех якобы «обиженных» завещанием фельдмаршала. Делал он это как по собственной воле, так и исполняя волю покойного отца. При вступлении в брак княжен Урусовых и Щербатовых они были «награждены». 30 ноября 1796 года он велел своей домовой канцелярии выдать князю Андрею Николаевичу Щербатову на день его тезоименитства денег 1000 рублей; через год по тому же случаю – 2000 рублей. В феврале 1798 года он отдал распоряжение выслать князю Щербатову в Петербург из села Пруды «шесть меринов одной масти».

Графы Разумовские

Другой ближайшей родней было семейство графини Варвары Петровны Разумовской, родной сестры Николая Петровича. В 1774 году она вышла замуж за графа Алексея Разумовского, старшего сына последнего гетмана Малороссии графа Кирилла Григорьевича Разумовского и племянника фаворита императрицы Елизаветы Петровны графа Алексея Разумовского. Однако через десять лет супруги разъехались, и графиня Варвара Петровна жила в Москве отдельно от мужа.

Художник Н.И. Аргунов. Графиня Варвара Петровна Разумовская

Между братом и сестрой не возникало никаких материальных недоразумений, поскольку родители еще при своей жизни определили долю родового имения каждому из детей. Нет сведений о том, гостила ли она когда-нибудь у брата в Петербурге. После отъезда из Москвы в Петербург граф Николай Петрович имел с сестрой переписку, по выражению графа С.Д. Шереметева, деловую и церемонную.

О своей женитьбе и рождении сына граф Николай Петрович сообщил сестре только после смерти жены. Интерес но, что известие это было послано не прямо сестре, а переслано через вхожего к ней директора Московского архива коллегии иностранных дел Николая Николаевича Бантыш-Каменского, которого граф просил передать письмо графине Варваре Петровне, «приготовя ее к тому прежде сколько можно».

Граф Алексей Кириллович Разумовский

Письмо это гласит: «Милостливая государыня моя, сестрица графиня Варвара Петровна. Поставляю долгом сво им уведомить вас, что я соединился священными узами брака прошлаго 1801 года Ноября 6-го дня в Москве по обряду нашей религии и на сей брак получил как от Государя Императора, так и от всей высочайшей фамилии благоволительные подтверждения; а 3-го числа сего Февраля месяца жена моя графиня Прасковья Ивановна, урожденная Ковалевская, разрешилась от бремени, и мне Бог даровал сына и наследника графа Дмитрия. И к совершенному моему несчастию сего же Февраля месяца 23-го числа графиня моя скончалась. Имея мучительную горесть единственною спутницею, не нахожу сил сказать здесь ничего более, кроме что я с истинным почтением и преданностью остаюсь верный вас всегда и совершенно преданный друг, брат и покорнейший слуга».

Художник Я.И. Аргунов. Графиня Варвара Петровна Разумовская. 1824 г.

Письмо помечено 26 февраля 1803 года, написано писарской рукой и явно носит оттенок некоего официального извещения о событиях. На письме имеется и собственноручная приписка графа Николая Петровича: «Пожалей о мне. Истинно я вне себя. Потерял достойнейшую жену и в покойной графине Прасковье Ивановне имел я почтения достойную подругу и товарища. Кончу горестную речь. Остаюсь граф Шереметев». Оно опубликовано в 1896 году графом Сергеем Дмитриевичем Шереметевым среди других писем графа Николая Петровича, написанных разным адресатам в связи со смертью жены.

С мужем своей сестры, министром народного просвещения графом Разумовским, который фактически изгнал супругу из дому, граф Николай Петрович тем более не поддерживал родственных отношений. Граф С.Д. Шереметев писал о нем так: «Черствый и холодный граф Алексей Кириллович Разумовский – враждебен графу Николаю Петровичу Шереметеву. Резко отрицательное отношение проявилось при покупке у первого вторым дома на Воздвиженке в 1799 году».

У графа Разумовского давно были другая, незаконная семья и внебрачные дети, получившие фамилию и титул графов Перовских.

Одной из причин фактического разрыва супружеских отношений между Алексеем Кирилловичем и Варварой Петровной современники считали то обстоятельство, что сыновья их вышли «неудачные», и что он прекратил с нею супружеские отношения из-за невменяемости сыновей, графов Петра и Кирилла.

Графы Петр Алексеевич и Кирилл Алексеевич Разумовские, хотя и имели придворные чины камергеров (а граф Петр даже чин генерал-майора), но жизнь вели расточительную, распутную, а граф Кирилл скоро заболел душевным расстройством. Дочери их вышли более «удачными» – старшая дочь, графиня Варвара Алексеевна, вышла замуж за князя Николая Григорьевича Репнина, впоследствии малороссийского генерал-губернатора, и жила в основном на Украине или за границей. Младшая дочь, графиня Екатерина Алексеевна, состояла в браке с Сергеем Семеновичем Уваровым, впоследствии графом и министром народного просвещения.

Еще о «претендетелях»

Эта семейная проблема возникла, когда еще был жив отец. Потомки старшего сына фельдмаршала потребовали от Петра Борисовича одно из имений, которое, как они считали, должно было принадлежать их ветви рода. Как уже говорилось, Сенат решил дело не в их пользу. Николай Петрович Шереметев в 1799 году писал своему управителю: «…Касательно же до Михаила Сергеевича… которому объявить, что я по любви моей к нему из единственного великодушия отдаю ему в награждение в Костромской губернии в Варнавинской округе 113 душ, в Смоленской губернии в Бельской округе 123 души, в вечное и потомственное владение… Относительно же требуемых им 30 тысяч и притом 500 рублей пенсиона в год, то я оных денег… по отдаче ему двух деревень, стоющих более 40 тысяч, дать ему не согласен, тем же паче что… предполагаю удовлетворить его не по обязанности, а из великодушия, яко однофамильца. А чтоб он более на меня и на наследников моих ни малейшей претензии уже не имел, взять от него на законном сновании бумагу…». Этот документ в своем домовом архиве разыскал и опубликовал, среди прочих, в многотомном издании «От голоски XVIII века» (вып. 11) все тот же граф С.Д. Шереметев. «Из великодушия» Николай Петрович устроил на службу в Коллегию иностранных дел архивариусом сына графа Михаила, а графу Николаю, сыну графа Алексея, который служил в начале XIX века главным смотрителем Странноприимного дома графа Шереметева, граф Дмитрий Николаевич доплачивал из личных средств ежегодное пособие в 4 тысячи рублей.

Конец ознакомительного фрагмента.

Корни рода Шереметьевых уходят в глубь истории России. Вместе с Голицыными Шереметевы в 1612 году возвели на престол юного Михаила Романова. Все мы из истории помним Бориса Петровича Шереметева - знаменитого фельдмаршала, сподвижника Петра Первого. Но в этой статье мы расскажем не о нём, и даже не о его сыне, - Петре Борисовиче Шереметеве - генерале, сенаторе, камергере, много сил и средств потратившем на создание в подмосковном Кусково уникального дворцового ансамбля. Расскажем о внуке Бориса Петровича и сыне Петра Борисовича - графе Николае Петровиче Шереметьеве.

Граф Николай Петрович Шереметев родился в Петербурге. Юный Николай Шереметев, как и все его знаменитые предки, был тесно связан с правящей династией - он рос и воспитывался вместе с будущим императором Павлом I, был с ним в большой дружбе. Граф получил отличное образование. План воспитания предусматривал изучение многих дисциплин: от Закона Божьего до международной коммерции. Шереметев изучал историю, математику, географию, биологию, астрономию, инженерное дело, фортификацию, артиллерию, военные уставы, геральдику, церемониальное искусство, учился танцам, музыке, выездке. Он профессионально играл на фортепиано, скрипке, виолончели, читал партитуры, управлял оркестром, участвовал в любительских спектаклях во дворце и в своих усадьбах.

Николай Петрович слыл известным знатоком архитектуры и являлся крупным заказчиком-строителем. За два десятилетия с его участием и на его средства были сооружены театрально-дворцовый комплекс в Останкино, театральные здания в Кускове и Маркове, дома в Павловске и Гатчине, мыза Шампетр и Фонтанный дом в Петербурге. Не менее важна роль Шереметева и в возведении храмов: церкви Знамения Богородицы в Новоспасском монастыре, церкви Троицы при Странноприимном доме, храма во имя Дмитрия Ростовского в Ростове Великом и других.

Граф Шереметев вошел в историю отечественной культуры и как выдающийся театральный деятель, создатель одного из лучших театров в России. В своем имении, в Кускове, граф создал театр-школу, где обучал своих крепостных актерскому мастерству. Благодаря ему выросли целые поколения талантливых крепостных актеров, музыкантов и композиторов, а Кусковский театр стал одним из лучших в России. Главной актрисой театра, "виновницей" его небывалой славы была Прасковья Ковалева-Жемчугова, дочь обыкновенного деревенского кузнеца. Зная о невозможности брака с собственной крепостной актрисой, граф Шереметев, полюбивший ее с первого взгляда, навсегда для себя решит: "Никогда и ни на ком не женюсь". Долгое время Шереметеву действительно не давали жениться на простолюдинке, и только император Александр I дал согласие на этот брак. Венчание состоялось в 1801 году. В 1803 году Параша Жемчугова - великая крепостная актриса, а затем графиня Шереметева - подарила мужу сына Дмитрия. Спустя три недели она скончалась от туберкулеза.

В память о любимой жене граф построил в Москве Странноприимный дом. Ещё в конце 80-х годов Николай Петрович и Прасковья Ивановна "во взаимном и тайном согласии" задумали и начали устройство этого дома, чтобы "облегчить страждущих", тяжелую жизнь которых слишком хорошо знала графиня. Для застройки был выбран участок земли (тогда глухая окраина Москвы) на "Черкасских огородах" близ Спасской улицы.

Первоначальный проект Странноприимного дома выполнял талантливый русский архитектор из бывших крепостных Елизвой Назаров. Николай Петрович Шереметев хотел создать совершенно уникальное на пестром фоне российских благотворительных заведений и обществ учреждение. В апреле 1804 года состоялась закладка четырёх флигелей. Необычным в здании стало расположение внутри него церкви Святой Троицы - в Доме должны были заботиться не только о телах, но и о душах призреваемых. В росписи купола, среди ангелов, был изображен младенец Дмитрий - маленький сын Шереметева. Помещение церкви было отделано с особой пышностью. По грандиозности планов средства от графа потребовались фантастические - 2,5 миллиона рублей. И ещё 500 тысяч он внёс в Сохранную казну на содержание дома. Эта безмерная щедрость поразила современников.

К и без того знаменитой фамилии графа прибавилась теперь и другая - Милосердое. Николай Петрович пережил супругу всего на шесть лет. Последние годы он провёл в Петербурге, в Фонтанном доме. 1 января 1809 года Николай Петрович скончался.

Торжественное открытие Странноприимного дома состоялось полтора года спустя после смерти учредителя и было приурочено ко дню его рождения. К 1838 году в доме было 140 призреваемых. Благотворения Дома не ограничивались стенами богадельни и больницы. Ежегодные суммы отпускались на приданое невестам - "неимущим и осиротевшим", ежегодно проводилась беспроигрышная лотерея в пользу ста неимущих невест, которые при выходе замуж получали с шереметевского счёта от 50 до 200 рублей, на помощь обедневшим ремесленникам, на пособия на воспитание сирот и так далее.

Больница Странноприимного дома (Шереметевская больница) внесла весомый вклад в развитие клинической медицины России. В начале XIX века здесь базируется Московское отделение Медико-хирургической академии. С 1884 года Шереметевская больница становится клинической базой университета. Ведущие ученые России не только внедряют передовые методы лечения больных, но и создают основательный научный фундамент. В годы войн и революций Шереметевская больница превращалась в госпиталь: она принимала в своих стенах и первых раненых Бородинского сражения (в музее больницы хранится история болезни князя П.И. Багратиона), и пострадавших участников революций 1905 и 1917 годов.

На посту попечителя Странноприимного дома сына Николая Шереметева, Дмитрия Николаевича, в свою очередь, сменил его сын - Сергей Дмитриевич Шереметев. Он также продолжил традиции благотворительности шереметевского рода. В течение четверти века главным смотрителем Странноприимного дома был Борис Сергеевич Шереметев, который скончался в этом же доме в глубокой старости в 1906 году.

В июне 1918 года было ликвидировано само название Странноприимного дома. Храм при больнице был закрыт, деревянные иконостасы разобраны, сняты иконы. Дом превратился в обычную больницу. В 1919 году в помещении бывшего Странноприимного дома была организована Московская городская станция скорой помощи, а с 1923 года и по сей день здесь размещается один из корпусов НИИ скорой помощи имени Н.В. Склифософского. На гербе Шереметевых начертано: "Бог сохраняет всё". Под этим девизом Шереметевы творили добро.